Андре Моруа
- Подробности
- Создано 29.06.2015 08:53
- Обновлено 08.10.2015 10:39
Родился Андре Моруа (настоящее имя Эмиль Саломон Вильгельм Эрзог) близ Руана в семье промышленника Эрнеста Герцога и его супруги Алисы Герцог. Эрнест Герцог когда-то жил в Эльзасе, во время Франко-Прусской войны бежал в Нормандию, прикупил себе лесопилку в Эльбёфе и постепенно пустил корни на новом месте. Эмиль Герцог окончил Руанский лицей им. Корнеля. Большое влияние на будущего писателя оказал преподаватель философии Эмиль Шартье, приобретший европейскую известность под именем Ален. По окончании лицея Эрнест стал одним из руководителей фабрики отца.
Моруа участвовал в Первой мировой войне во французской армии – в качестве переводчика и специалиста по связям с армией Великобритании, что дало материал для первого романа – «Молчание полковника Брэмбла» (1918). Во Франции книга почти сразу стала бестселлером; чуть позже её перевели на английский – и вскоре у Андре появилась солидная армия британских поклонников. В дальнейшем труды Моруа переводились на английский почти сразу после выхода. Большинством переводов читатели обязаны перу Хэмиша Майлса.
В 1920–30-е годы Моруа создал трилогию из жизни английских романтиков: «Ариэль, или Жизнь Шелли» (1923), «Жизнь Дизраэли» (1927) и «Байрон» (1930), которая позднее была издана под общим названием «Романтическая Англия», выпустил несколько романов: «Бернар Кене» (1926), «Превратности любви» (1928), «Семейный круг» (1932) и др. В 1938 году Моруа избрали в престижную Французскую академию.
Когда началась Вторая мировая война, 54-летний писатель записался добровольцем в действующую армию. Андре вернулся на старый пост – официального французского наблюдателя при генеральном штабе Великобритании. Во время Второй мировой в его ведении был контроль британских войск в Бельгии. 10 июня 1940-го Андре отправился в Лондон с секретной миссией, которая была прервана из-за последовавшего перемирия. Моруа был демобилизован и из Англии отправился прямиком в Канаду. Свои военные воспоминания он изложил в книге «Трагедия Франции». Окончательно от военных действий Моруа так и не отошел: на протяжении большей части Второй мировой он был одним из важнейших деятелей французского Сопротивления.
В 1947-м Эмиль Герцог официально поменял имя – теперь его звали Андре Моруа.
Первая жена Моруа, Жанна Мари Ванда де Шимкевич, была русской студенткой Оксфорда. В 1918-м у неё случился серьёзный нервный срыв, в 1924-м Жанна скончалась от заражения крови. Во второй раз писатель женился на Симоне де Кельве. Во время Второй мировой войны, когда Францию оккупировали немецкие войска, Симона вместе с мужем иммигрировала в США, где помогала пропагандистскому антифашистскому движению.
Здесь Моруа написал ряд исторических и публицистических материалов. После возвращения на родину издал сборники новелл, книгу «В поисках Марселя Пруста» (1949), три книги посвятил французским романтикам – «Лелия, или Жизнь Жорж Санд» (1952), «Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго» (1955), «Три Дюма» (1957). В год 80-летия Моруа написал свой последний биографический труд «Прометей, или Жизнь Бальзака» (1965).
Творчество Андре Моруа поистине огромно: 200 книг, более 1000 статей. Его перу принадлежат романы и новеллы, критические статьи и философские эссе: литературные мемуары и исторические труды. Но прежде всего Моруа – мастер биографического жанра. В творческом наследии Моруа биографии занимают особое место. Об их успехе говорят огромные тиражи и многочисленные награды писателя. Его биографии созданы на стыке исторического исследования, литературоведческого анализа и психологического романа. Андре Моруа интересовало, прежде всего, духовное развитие личности, история выступала только как фон. Автор прослеживал, как постепенно формируется характер в соприкосновении с людьми и историческими событиями.
Скончался Моруа 9 октября 1967 года. Похоронен недалеко от Парижа.
ССЫЛКИ
Электронная библиотека. Моруа Андре
Книги Андре Моруа читать онлайн
Андре Моруа: цитаты, афоризмы и высказывания
Кассиль Лев Абрамович
- Подробности
- Создано 29.06.2015 08:26
- Обновлено 08.10.2015 10:57
Лев Абрамович Кассиль родился в слободе Покровской, после революции переименованной в город Энгельс, – это на Волге, против Саратова. Отец Льва Кассиля, Абрам Григорьевич, был врачом, мама, Анна Исааковна, – музыкантом.
Учиться мальчик начинал в гимназии, после революции преобразованной в Единую трудовую школу (ЕТШ). Его детские мечты были вполне мальчишечьи: хотел быть извозчиком, кораблестроителем пароходов типа «самолет», натуралистом. Сотрудничал с Покровской детской библиотекой-читальней, при которой организовывались кружки для детей рабочих и издавался рукописный журнал. Кассиль был редактором и художником журнала.
В 1923 году, окончив ЕТШ, за активную общественную работу в библиотеке-читальне будущий писатель получил направление в вуз и поступил на физико-математический факультет Московского государственного университета по специальности «аэродинамический цикл». Примерно к третьему курсу стал фактически профессиональным литератором – московским корреспондентом газет «Правда Востока» и «Советская Сибирь», сотрудником газеты «Известия» и журнала «Пионер».
Москва с ее бурной жизнью произвела огромное впечатление на юного Кассиля, он пешком исколесил весь город. Обо всем увиденном рассказывал в обстоятельных письмах домой. Эти письма перерастали в пространные корреспонденции, многие из которых даже печатались в саратовских газетах. Позднее с полным основанием Л. Кассиль утверждал: «Писать я учился в письмах домой».
Познакомившись с В.В. Маяковским, по его совету Л. Кассиль стал активным сотрудником журнала «Пионер». Его первая повесть «Кондуит» – о царской гимназии – была опубликована в этом журнале. Затем была написана повесть «Швамбрания», и впоследствии обе книги были объединены. Это рассказ о пути в большой мир двух маленьких гимназистов – «швамбранов» из замкнутого мирка провинциальных интеллигентов. «Швамбрания» – первая из стран, придуманных писателем. Впоследствии он не раз еще напишет книги о несуществующих странах: Синегории («Дорогие мои мальчишки»), Джунгахоре («Будьте готовы, Ваше высочество»). Герои автобиографической повести «Кондуит и Швамбрания» – Леля и его младший брат Оська живут двойной жизнью. Они живут в провинциальном городке, а почти все их мысли и интересы – в Швамбрании, фантастической стране высокой справедливости. Здесь восстанавливается нарушенная в жизни гармония.
В эти годы писатель часто выступал в газетах с очерками и фельетонами. Чтобы писать правдиво, Кассилю нужны были разнообразные знакомства и житейские истории. Но ведь если в дом приходит журналист, человек вряд ли ему откроет душу. И Лев Кассиль нашел оригинальное решение: начал ходить по объявлениям о продаже личных вещей. Во время таких путешествий по московским квартирам перед писателем прошла пестрая вереница самых разных людей. Так родился один из самых знаменитых очерков – «Сорок два визита в поисках обыкновенного».
Работа корреспондента позволила писателю создать на документальном материале несколько научно-художественных книг: «Вкусная фабрика», «Лодка-вездеходка», «Стратостат СССР». Итогом корреспондентских поездок стала книга очерков «Люди нового века». В ней семь небольших очерков о Горьком, Чкалове, Маяковском, Шмидте, Гайдаре, Циолковском. О людях, особенно дорогих писателю, у Кассиля есть две книги: «Человек, шагнувший к звездам» о К.Г. Циолковском и «Маяковский сам».
Первой значительной работой на школьную тему в 30-е годы стала повесть «Черемыш – брат героя» – о мальчишке, выдумавшем родство с известным летчиком и тем самым взявшим на себя огромную ответственность за свое поведение.
Всю жизнь Лев Кассиль хранил в качестве драгоценного сувенира поистине уникальное издание своего романа «Вратарь республики». В выходных данных этого экземпляра, тираж которого единица, говорится: «Оформление, переплет и суперобложка – работа А. Коврижкина, ученика 7-го класса 209-й школы. Текст переписан из «Пионерской правды». 1937-1939 гг.». Не дождавшись издания романа отдельной книгой, московский школьник сам «издал» «Вратаря республики». Позднее по роману Кассиля был поставлен кинофильм.
Работа в кино, встречи со школьниками и с учителями, раздумья над сложной политической обстановкой, сложившейся в мире к началу 40-х годов, натолкнули писателя на создание многоплановой повести «Великое противостояние»: о выборе жизненного пути, о том, как следует понимать счастье, как его искать, то есть о самом главном – смысле жизни человека.
В годы Отечественной войны Кассиль работал военным корреспондентом радио, писал рассказы об армии.
Повесть «Дорогие мои мальчишки» написана в последний год войны и посвящен А. Гайдару. Критика единодушно одобрила реалистическую основу повести – рассказ о суровых буднях Отечественной войны, но в штыки встретила ее романтический план: сосуществование реальности и сказки, в которую играют герои книги – подростки, вынужденные рано распрощаться с детством.
Конечно, Кассиль мог бы рассказать о делах пионеров города Затонска и ремесленнике Капке Бутыреве без умной игры в Синегорию, без таинственных зеркал и волнующего герба с его стрелой и радугой, с замечательным девизом: «Отвага, Верность, Труд Победа», но тогда исчез бы своеобразный мир мальчишеских интересов, где все и так, и не так, как у взрослых.
Давно уже задумал писатель документальную повесть о юном герое. Осуществлению этого замысла помогла удачная находка старого товарища Кассиля по газетной работе – М. Поляновского, которому посчастливилось обнаружить в Керчи ценный документальный материал о юном партизане Володе Дубинине.
Повесть «Улица младшего сына» написана Л. Кассилем совместно с Поляновским. Свое произведение о юном герое Кассиль подчинил сложной задаче показать путь к подвигу и формирование характера героя. Этому же посвящена повесть «Ранний восход» – о судьбе ученика московской школы Коли Дмитриева, талантливого художника, чья жизнь трагически оборвалась в четырнадцать лет.
Помимо публицистической книги «Про жизнь совсем хорошую» Л. Кассиль создал повесть «Будьте готовы, Ваше высочество» – сплав художественного произведения и публицистики – о жизни маленького принца из далекой страны Джунгахоры. Его высочество наследный принц Джунгахоры Дэлихъяр Сурамбук гостил в пионерском лагере «Спартак» на берегу Черного моря. Взойдя на джунгахорский престол под именем короля Дэлихъяра Пятого, он завел во дворце такой порядок: на утренней линейке приветствовал своих придворных восклицанием: «Путти хатоу!» – на что те принуждены были отвечать: «Взигада хатоу!»
В пионерском лагере на берегу Черного моря Кассиль часто встречался с юными читателями, очень ценил эти встречи и создал несколько прекрасных статей о читателе-ребенке, которые сегодня не потеряли значения: «Возраст и поведение героя», «Самый лучший на свете», а также благодарный очерк о работе библиотекарей «Третий не лишний».
Один из любимых героев Кассиля – борец за свободу своего народа Тангаор из повести «Будьте готовы, Ваше высочество» призывал: «Жить надо во весь рост, головой в предел, не оставляя зазора между собой и потолком возможного, не расслабляясь в прогибе», и еще: «Береги себя! Нет, не в работе, не в борьбе, не в любви. Там будь безгранично щедр. А вот если требуют, чтобы ты покривил душой, ужался сердцем, притоптал, заглушил, ущемил что-то главное в себе, – тут будь бережен, не уступай себя!». По этим заветам – «во весь рост» – жил Лев Кассиль. По этим заветам жили и боролись за счастье его любимые герои. В этих словах – завет Кассиля молодому поколению.
Сделавшись писателем, Кассиль не стал «кабинетным» человеком. Он вел новогодние елки в Колонном зале Дома Союзов и праздничные радиорепортажи с Красной площади, комментировал футбольные матчи, работал специальным корреспондентом на Олимпийских играх, плавал вокруг Европы, ездил по Италии с лекциями о Маяковском, возглавлял объединение московских детских и юношеских писателей, преподавал в Литературном институте, неизменно открывал Неделю детской книги и чуть ли не ежедневно выступал перед своими читателями в школах, библиотеках, детских домах, санаториях, пионерлагерях – по всей стране.
В 1965 году Кассиль был избран членом-корреспондентом Академии педагогических наук СССР. Многие годы преподавал в Литературном институте им. М. Горького.
21 июня 1970 года Кассиль отметил в дневнике: «Приглашают поехать почетным гостем в Ленинград на IV Всесоюзный слет пионеров. Вряд ли смогу... Сил нет. Записал по радио обращение к участникам слета». Через несколько часов Кассиль умер.
ССЫЛКИ
Кассиль Лев Абрамович на Википедии
Энциклопедия Кругосвет. Кассиль Лев Абрамович
Рублевская Людмила Ивановна
- Подробности
- Создано 26.06.2015 11:16
- Обновлено 08.10.2015 10:58
Людмила Ивановна – прозаик, поэт, публицист, журналист, литературный критик – родилась в городе Минске. Своё первое стихотворение опубликовала в 1983 году в белорусской газете «Знамя юности».
В 1984 году окончила Минский архитектурно-строительный техникум. Работала в конструкторском бюро ПО «Горизонт», техником-архитектором. В 1986-87 гг. училась в Литературном институте в Москве, на отделении поэзии. Там познакомилась с будущим мужем – писателем Виктором Шнипом. Вскоре состоялась свадьба, и молодожены переехали в Минск. Доучивалась Людмила на белорусском отделении филологического факультета Белорусского государственного университета, который окончила в 1994 году. Сейчас Виктор Шнип (как и его супруга) – популярный писатель (лауреат специальной премии Президента Республики Беларусь в номинации «Художественная литература», 2008), директор издательства «Мастацкая літаратура», преподаватель факультета журналистики БГУ.
Людмила Рублевская – очень разноплановый автор. Она пишет как стихи, так и прозу, основную часть которой составляют исторические романы. Начинала писать на русском языке, но позже, под влиянием произведений Короткевича и Богдановича, перешла на белорусский. Награждена премией Франтишка Богушевича, неоднократно входила в шорт-лист премии Ежи Гедройца (польская литературная премия для белорусскоязычных авторов).
Работала в журнале «Першацвет», в газетах «Наше слово», «Литература и искусство» (редактор отдела критики), «Беларусь сегодня» (литературный обозреватель отдела культуры). Была автором радиопередач «Дзеяслоў» на канале «Культура», в которых рассказывалось об истории и современности белорусского языка. Руководит объединением молодых писателей «Литературное предместье».
В марте 2013 года – по результатам голосования в рамках совместного проекта «Секрет успеха», проведённого Фондом ООН в области народонаселения и порталом Lady.tut.by – вошла в десятку среди ТОП-10 самых успешных женщин Беларуси 2013 года.
Произведения Рублевской переведены на русский, немецкий, английский, французский, болгарский, польский и на десятки других языков. Отдельные её драматические произведения ставились на сценах белорусских театров, по драматической поэме «Последняя из Алелькович» снят одноименный видеофильм (1999).
Автор более трех десятков книг стихов, прозы, исторических эссе, произведений для детей («Крокі па старых лесвіцах» (1990), «Замак месячнага сяйва», «Старасвецкія міфы горада Б» (2002), «Прыгоды мышкі Пік-Пік» (2000), «Сэрца мармуровага анёла» (2003), «Беседы о философах» (2004), «Пярсцёнак апошняга імператара» (2005), «Шыпшына для пані» (2007), «Сутарэнні Ромула» (2012) и др. В соавторстве с историком В.Скалабаном издала книгу «Время и бремя архивов и имен» (2009), в которую вошли архивные исследования по истории белорусской литературы. С 2002 года руководит молодежным клубом «Літаратурнае прадмесце». Лауреат премии Белорусского союза журналистов «Золотое перо-2011» за лучшую работу в художественно-публицистических жанрах.
ССЫЛКИ
Литература. Авторы. Рублевская Л.И
Рублевская Людмила Ивановна на Википедии
Людмила Рублевская: погружение в прошлое
Антуан де Сент-Экзюпери
- Подробности
- Создано 08.06.2015 08:34
- Обновлено 08.10.2015 10:39
Антуан Жан-Батист Мария Роже де Сент-Экзюпери родился в Лионе в семье провинциального аристократа, графа Жана де Сент-Экзюпери, страхового маклера, который умер, не оставив никакого состояния, когда малышу исполнилось три года. Воспитанием пятерых детей занималась мать, Мари де Фонскольмбе, которая стала его первым другом и вдохновителем во всех делах. Некоторые письма к ней (а он писал их на протяжении всей жизни) – шедевры художественной миниатюры. Любовь Антуана к народным сказкам, музыке, живописи, тяга к литературе – заслуга матери. Да и сам он, от природы весёлый, открытый ребёнок, обладал многими дарованиями: сочинял стихи, рисовал, играл на скрипке, был неистощим на всякие выдумки и фантазии.
Антуан рос среди замков и преданий о рыцарях. Замки были самые настоящие – Ла Молль и Сен-Морис де Реманс. Рыцари тоже были настоящими. Во всяком случае, семейные документы утверждали, что деяния «сеньоров Сен-Жермена в Лимузене и Мермонта в Оверни» упоминаются в хрониках с 1235 года. И что род графов де Сент-Экзюпери берет своё начало от одного из рыцарей Святого Грааля...
Наслушавшись рассказов о подвигах предков, Антуан вместе с братом и сестрами забирался на покрытый паутиной чердак. В этой «пещере Али-бабы» дети добывали из-под всякого хлама то пропитанный пылью столетий камзол, то ботфорты времен короля Людовика XVI, то неизвестно кому принадлежавший рыцарский плащ. А когда раздавались первые раскаты приближающейся грозы, выбегали в парк, чтобы играть в придуманного ими же «рыцаря Арлена»... У мальчика было счастливое детство. Оно осталось в нем навсегда. «Если вы спросите, откуда я родом, я пришел из детства». Домашние звали его Тонио, а еще Король-Солнце. Тонио очень любил сказки, особенно Г.Х. Андерсена и Ж. Верна. Но, увы, сказка детства не бывает вечной. Вот и для Антуана пришла пора ехать учиться. Любящая мама выбрала для сына привилегированный коллеж Вилль-Франш-на-Соне. Когда же мальчику показалось там тоскливо, она, не задумываясь, перевела его в другой, более фешенебельный, – в Швейцарию. Там он в четырнадцать лет написал свою первую сказку «Приключения цилиндра».
С детства самой большой страстью Антуана была техника, будто он родился с чувством новых ритмов и скоростей наступающей эпохи: еще малышом из жестянок мастерил телефон, в двенадцать лет изобретал аэроплан-велосипед, уверяя, что поднимется на нём в воздух под восхищённые крики толпы «да здравствует Антуан де Сент-Экзюпери!» Мальчик часто ездил на аэродром на велосипеде. Однажды его взял с собой в полет знаменитый летчик Жюль Ведрин. Тонио сочинил о своем первом полете стихи. Но увлекала его не авиация, а морской флот. Он хотел стать моряком и штудировал математику.
Беззаботное детство у него закончилось со смертью брата Франсуа, потрясшей семнадцатилетнего Антуана. Ну а что же потом? Потом был Париж, визиты к бесчисленным сиятельным родственникам, салон двоюродной сестры Ивонны де Лестранж. Однако все это быстро надоело Антуану. Да и светская жизнь юному графу была не по карману.
Итак, перед Сент-Экзюпери, или, как называли его друзья, Сент-Эксом, встал вопрос о выборе жизненного пути. Провалив экзамен в Высшее военно-морское училище и прозанимавшись чуть больше года в Архитектурной академии, молодой человек решил для начала отправиться на срочную службу в армию – в авиаполк, базирующийся под Страсбургом. Здесь он получил права военного пилота, но зачислили его в запас: направили в ремонтные мастерские. Но он рвался в небо. Экзюпери не смущало, что в те времена, в начале века, полеты были не столько профессией, сколько занятием для потенциальных самоубийц. Об опасности он не думал. Да и разве остановило бы это потомка рыцаря Святого Грааля?! Молодой человек перевелся в летную школу в Марокко, где сдал экзамен на военного летчика и стал младшим лейтенантом. Служить он начал в авиачасти в Бурже, пригороде Парижа. Через год попал в аварию, получил тяжелую травму головы, демобилизовался и устроился в заводской конторе. Торговал автомобилями, был продавцом в книжном магазине, мучился и не знал, как порвать с пошлыми буднями.
Знакомство с видным деятелем французской авиации Б. де Массими вновь открыло Антуану дорогу к летному делу. В 1926 году он стал пилотом компании «Аэропосталь», доставлявшей почту на северное побережье Африки, через год – начальником промежуточного аэродрома в Кап-Джуби (Западная Сахара), а еще через два – техническим директором Аргентинской Компании Аэропосталя. После Южной Америки и Африки два года он испытывал самолеты.
Антуан летал на своей «этажерке» над песками Сахары и, наверное, чувствовал себя пилигримом, бредущим по пустыне в поисках Гроба Господня. Он думал о детстве, об оставленной дома стареющей матери, о Прекрасной Даме, так и не ставшей его женой... А еще там, в вышине, среди пустоты и безмолвия, Антуан постоянно чувствовал присутствие вечности. Рядом с ней дышалось радостно и тревожно, и не было места мирской суете и мелочным обидам. Хотелось думать о Человеке, дружбе, любви и о том, что «главное чаще всего невесомо». Во время одного из таких полетов и родился у Антуана замысел первой книги. Книги о летчике, о несбывшейся надежде и о том, как людям порой бывает трудно понять друг друга... Антуан долго не мог придумать название. Но вот как-то раз ему на глаза попался мешок с восхитительной по своей лаконичности фразой «Почта – на юг». Лучше и придумать было нельзя. Книга принесла ему известность. Во Францию он вернулся знаменитым писателем – с ним заключили договор на семь книг и выдали аванс. После «Почты на юг», или «Южного почтового», появились еще две книги – «Ночной полет» и «Планета людей». Их герои садились за штурвал самолета и оставались наедине с мирозданием и своими мыслями. Это делало их философами и поэтами, а еще давало особенно остро почувствовать, какая это роскошь – человеческое общение...
1931 год ознаменовался несколькими событиями: Сент-Экзюпери издал написанный в Буэнос-Айресе «Ночной полет», который вскоре получил приз «Фемина», женился на овдовевшей писательнице и художнице Консуэло Сунсин Сандоваль, взбалмошной, но прелестной сальвадорке, и был произведен в кавалеры ордена Почетного легиона. «Пилот редкой смелости, отличный мастер своего дела, проявлял замечательное хладнокровие и редкую самоотверженность, провел несколько блестящих операций... Без колебаний переносил суровые условия жизни в пустыне, постоянно рискуя жизнью», – говорилось в представлении к ордену.
В 1934 году Сент-Экзюпери в качестве чиновника по особым поручениям авиакомпании «Эр Франс» ездил по миру – от Турции до Индокитая, а на следующий год в качестве спецкора был откомандирован газетой «Пари-Суар» в Москву. В пяти очерках писатель пытался понять, почему в России есть то, чего нет во Франции, – духовная жизнь. На собственном самолете Антуан предпринял попытку побить мировой рекорд скорости на маршруте Париж – Сайгон, однако потерпел аварию в Ливийской пустыне. Позже он еще раз попытался сделать это, но во время перелета по маршруту Нью-Йорк – Огненная земля снова попал в тяжелейшую аварию в Гватемале, после чего находился пять дней в коме. Будучи на лечении в Нью-Йорке, начал писать «Планету людей», которую закончил во Франции. Книга была отмечена премией Французской академии.
С началом Гражданской войны в Испании писатель неоднократно бывал там, каждый раз возвращаясь с циклом очерков.
Когда в сентябре 1939 года началась Вторая мировая война, Сент-Экзюпери вернулся в военную авиацию, летал с французским эскадроном разведки, сражался с нацистами в Испании, был награжден Военным Крестом Французской республики, а после капитуляции Франции эмигрировал в США.
В Нью-Йорке писатель вел агитацию за вступление США в войну с Германией, написал «Военного летчика». Затем вышли «Письмо заложнику» и «Маленький принц» – уникальная книга о вечном ребенке в душе человека. «Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил», – написал в ней писатель. Он сочинял ее для тех, кто способен понять, что «самого главного глазами не увидишь – зорко одно лишь сердце» – это он списал с себя. Его обожали дети, любили взрослые. Он никогда не ошибался в людях – все считали его добрым волшебником.
Андре Моруа рассказывал о том, как Сент-Экзюпери работал над «Маленьким принцем» – в то время он гостил у него вместе со своей супругой Консуэло. Экзюпери садился за письменный стол около полуночи, когда все засыпали. Часа в два ночи дом будили крики: «Консуэло! Я голоден, приготовь мне яичницу!» Поужинав (или позавтракав), он возвращался к работе, и дом засыпал. Еще через два часа снова раздавались крики: «Консуэло! Мне скучно. Давай сыграем в шахматы!» Затем он читал гостю и жене только что написанные страницы, и Консуэло подсказывала какие-то эпизоды... Ну, кто после этого скажет, что Маленький принц – не автобиографичный образ? И в сорок с лишним лет Экзюпери оставался Маленьким принцем.
Но «Маленький принц» не смог спасти своего автора от смертельной тоски. Сент-Экзюпери томили бездействие и невозможность летать. Его снова тянуло в небо. Врачи и генералы были неумолимы, но Сент-Экс оказался упрям. В конце концов, он вступил в ряды французского Сопротивления и получил разрешение на несколько боевых разведывательных полетов в составе группы дальней разведки.
Генерал Эйзенхауэр, от которого зависело принятие этого решения, после очередного звонка французского генерала Жиро, протежировавшего Экзюпери, бросил трубку и сказал:
– Сент-Экзюпери меня достал. Внесите его обратно в списки! Возможно, в воздухе с ним будет меньше забот, чем на земле!
Мечта снова летать сбылась, но его друзья, которые тряслись над ним, как над ребенком, отмечали, что Сент-Экс казался «потерявшимся на этой планете», искал опасность и смерть. За свою «летную» жизнь он получил столько ранений и увечий, что не мог уже без посторонней помощи (левая рука была наполовину парализована) натянуть комбинезон и забраться в кабину самолета. Однако взлетев, этот немолодой двухметровый увалень становился асом.
Но все полеты проходили с огромным риском для жизни майора. Чудом ускользнул он от истребителей, невредимым миновал зенитный обстрел, дотянул до базы на одном моторе... 31 июля 1944 года писатель сделал этот вылет с авиабазы Борго на Корсике. Другу Пьеру Даллозу он оставил записку: «Если меня собьют, я абсолютно ни о чем не жалею». Из полета самолет не вернулся... В 2000-х годах обломки самолета нашли, но по сей день никто не знает точно, как и по какой причине погиб Антуан де Сент-Экзюпери. Версий много, а смерть одна. Ему много раз везло: он падал с неба и в Сахаре, и в Средиземном море, и в горах Гватемалы. Пока, наконец, не ушел в свой последний беспосадочный полет, навсегда оставшись на той высоте, откуда всю жизнь обозревал землю и где по-настоящему был счастлив.
ССЫЛКИ
Антуан де Сент-Экзюпери на Википедии
Краткая биография Сент-Экзюпери
Великие писатели. Антуан де Сент-Экзюпери
Последняя легенда Сент-Экзюпери
Большая бесплатная библиотека. Читаем онлайн
«Маленький принц» на Википедии
Смотреть «Маленький принц» онлайн
Твардовский Александр Трифонович
- Подробности
- Создано 02.06.2015 08:57
- Обновлено 08.10.2015 11:04
Многие великие русские поэты родились в провинции. Их поэтическое воображение питала русская земля, их души откликались на её красоту, беды и радости народа, живущего и трудящегося на ней. Биография и творчество Александра Трифоновича Твардовского – тому подтверждение.
О своём происхождении поэт писал в «Автобиографии»: «Родился я в Смоленщине, в 1910 году, 21 июня, на «хуторе пустоши Столпово», как назывался в бумагах клочок земли, приобретенный моим отцом, Трифоном Гордеевичем Твардовским, через Поземельный крестьянский банк с выплатой в рассрочку. Земля эта – десять с небольшим десятин, – вся в мелких болотцах – «оборках», как их у нас называли, и вся заросшая лозняком, ельником, березкой, – была во всех смыслах незавидна. Но для отца, который был единственным сыном безземельного солдата и многолетним тяжким трудом кузнеца заработал сумму, необходимую для первого взноса в банк, земля эта была дорога до святости. И нам, детям, он с самого малого возраста внушал любовь и уважение к этой кислой, подзолистой, скупой и недоброй, но нашей земле – нашему «имению», как в шутку и не в шутку называл он свой хутор. Местность эта была довольно дикая, в стороне от дорог, и отец, замечательный мастер кузнечного дела, вскоре закрыл кузницу, решив жить с земли». Впоследствии о жизни в родном хуторе поэт напишет в стихах:
На хуторе Загорье росли мы у отца,
Зелёное подворье у самого крыльца,
По грядкам – мак махровый,
Подсолнух и морковь.
На полдень сад плодовый:
Пять яблонь – пять сортов.
«На хуторе Загорье...», 1939
Пять яблонь отец посадил по количеству сыновей в семье, где еще были и дочери. Семья росла, и прокормиться от земли было невозможно. А потому Трифону Гордеевичу «то и дело приходилось обращаться к молотку: арендовать в отходе чужой горн и наковальню, работая исполу… В жизни нашей семьи бывали изредка просветы относительного достатка, но вообще жилось скудно и трудно и, может быть, тем труднее, что наша фамилия в обычном обиходе снабжалась еще шутливо-благожелательным или ироническим добавлением «пан», как бы обязывая отца тянуться изо всех сил, чтобы хоть сколько-нибудь оправдать ее. Между прочим, он любил носить шляпу, что в нашей местности, где он был человек «пришлый», не коренной, выглядело странностью и даже некоторым вызовом, и нам, детям, не позволял носить лаптей, хотя из-за этого случалось бегать босиком до глубокой осени. Вообще многое в нашем быту было «не как у людей». Слово «пан» к фамилии Твардовских добавлялось местными жителями не случайно: они помнили польскую народную средневековую легенду о пане Твардовском, ради сверхъестественных познаний продавшем душу дьяволу. Эта легенда была распространена на Смоленщине, испытавшей значительное влияние белорусской и польской культур. Александр Трифонович впоследствии напишет: «Язык, на котором я говорил в детстве, был близок к белорусскому». И сама фамилия поэта звучала по-польски: образована она от слова «твердый», которое по-польски звучит «тварды».
Дед поэта Гордей Васильевич был, по словам младшего брата поэта Ивана Трифоновича, «откуда-то из западных мест Белоруссии, из Полесья». По одним сведениям, он поляк, по другим – «лишь служил в Варшавской крепости... на смоленскую землю он попал вместе с сослуживцем, который женил его впоследствии на своей дочери...» Звали ее Зиновия, по-домашнему – Зинаида Ильинична. И хотя жена была намного младше мужа, брак этот оказался очень прочным.
Отец поэта окончил школу и выучился кузнечному делу. Работая кузнецом в деревне Белкино близ поместья Плескачи, он встретился с дочерью обедневшего, крестьянствовавшего дворянина Митрофана Плескачевского Марией, на которой и женился по взаимной симпатии. Когда Трифону Гордеичу удалось купить клочок земли в Загорье, он привез туда своих родителей. Детские вспоминания поэта, его братьев и сестер связаны не только с родителями, но и с дедом и бабушкой.
Вся семья Твардовских отличалась удивительным трудолюбием. По воспоминаниям сестры поэта Анны Трифоновны, «бабушка... хорошо пряла», дед «был довольно крепкий старик... всегда находил чем заняться. Дрова колол, пни корчевал, помогал по хозяйству. Характер у него был покладистый, добрый. Внуков своих любил, особенно Сашу. Называл его Шурилкой-Мурилкой». Он умер в 1917 году. И спустя много лет внук посвятит деду такие строки:
Мне памятно, как умирал мой дед,
В своем запечье лежа терпеливо,
И освещал дорогу на тот свет
Свечой, уже в руке стоявшей криво.
Мы с ним дружили. Он любил меня.
Я тосковал, когда он был в отлучке,
И нет его, а мы себе живем, –
То первая была моя утрата...
«Мне памятно, как умирал мой дед...», 1951
В доме хозяйничала мать, Мария Митрофановна. Она «вставала утром и успевала сделать все – и в доме, и в поле. Работа в ее руках спорилась, делала все ловко, легко, быстро. Детям сама шила, да и себе тоже», – вспоминала о ней дочь Анна Трифоновна. Сам Александр Трифонович писал: «Мать моя, Мария Митрофановна, была всегда очень впечатлительна и чутка, даже не без сентиментальности, ко многому, что находилось вне практических, житейских интересов крестьянского двора, хлопот и забот хозяйки в большой многодетной семье. Ее до слез трогал звук пастушьей трубы где-нибудь вдалеке за нашими хуторскими кустами и болотцами, или отголосок песни с далеких деревенских полей, или, например, запах первого молодого сена, вид какого-нибудь одинокого деревца и т. п.».
Об отце Александр Трифонович вспоминал: «Отец был человеком грамотным и даже начитанным по-деревенски. Книга не являлась редкостью в нашем домашнем обиходе. Целые зимние вечера у нас часто отдавались чтению вслух какой-либо книги. Первое мое знакомство с «Полтавой» и «Дубровским» Пушкина, «Тарасом Бульбой» Гоголя, популярнейшими стихотворениями Лермонтова, Некрасова, А.К. Толстого, Никитина произошло таким именно образом. Отец на память знал много стихов: «Бородино», чуть ли не всего ершовского «Конька-Горбунка». Кроме того, он любил и умел петь, – смолоду даже отличался в церковном хоре.
Из поэтов, с которыми Твардовский познакомился в детстве, особенно близок ему был Некрасов. Том его стихотворений, купленный отцом «году в 20-м» на базаре, поэт впоследствии назовет «самой дорогой», «заветной» книгой. «Эта книга у нас в семье была вроде Библии. По вечерам отец раскрывал ее торжественно и начинал читать «с выражением», а мы все – ребята, мать, а то кто-нибудь из соседей – слушали. Но в этом томе не было «Кому на Руси», эту поэму я прочел спустя много лет, хотя слышал о ней также с детства. В общем – знакомство мое первоначальное с поэзией Некрасова было неполным, но очень глубоким по впечатлению. Можно сказать, что я с тех пор не перечитывал многих стихотворений Некрасова, я их просто вспоминал, они всегда были, так сказать, при мне. И ничем в поэзии я уже не был захвачен с такой силой... Некрасов был мне как-то лично близок, я знал его биографию, знал о его голодной юности... этот поэт был мне дорог еще как личность, он был моим любимым героем».
Отец гордился своими пятью сыновьями и воспитывал в них уважительное отношение к самим себе, друг к другу, к своей земле, к труду, к своим предкам. От родителей у Твардовского не только трудолюбие, поэтическая одаренность, тяга к знанию, любовь к русской литературе, но и глубокая совестливость, приверженность правде жизни в большом и малом, без чего не может быть истинно народного поэта.
Детство будущего поэта проходило в обычных для крестьянского мальчика трудах и заботах. Иван Твардовский вспоминал: «Наше крестьянское ребячество было чистым, милым, светлым, хотя и нелегким. С ранней весны и до глубокой осени мы бегали босыми, нас не баловали лакомствами, мы не должны были самовольно отлучаться и бесцельно проводить время, и таким образом прививалась любовь к труду». Как и все дети, он помогал принести дров, воды, вскопать и прополоть грядки, полить их, выгнать и загнать корову, накормить кур, разбить и поворошить сено, сгрести его, убрать на сеновал, запрячь лошадь. Саша часто сопровождал отца в его поездках в город, в Смоленск. Часто мальчику приходилось исполнять роль пастушка. О своем детстве, как о самой счастливой поре жизни, поре приобщения к красоте земли, он вспомнит в самые трудные годы войны.
В родном доме будущий поэт приобщился не только к русской литературе, но и к народной культуре, к фольклору. Он слышал народные песни от своих родителей и родственников, впоследствии пел их сам. Богомольный дядя по матери принес в дом «Почаевские листки», изданные в Успенском монастыре на Волыни. Там были проповеди, статьи и стихи религиозного содержания, которые читал будущий поэт. Знал он и о том, что занятие отца, всей его семьи – кузнечное дело – в народном представлении связывается с нечистой силой.
Одна из детских обязанностей внушала ребенку особенный страх. Его посылали топить подовин, то есть полуподземное помещение, в котором сушили зерно. А дед по матери Митрофан рассказывал ему о том, что в подовине в запечье водятся маленькие юркие чертенята-анчутки. Обмирая от страха и пытаясь спастись от этого чувства, мальчик читал все, что только попадалось под руку. Видимо, тогда же и начал сочинять стихи. Впоследствии он признается шутя: «Там, в подовине я и стал писателем».
Учиться мальчику много не пришлось. В Загорье школы не было – был хутор, стоявший отдельно от других. С одеждой и обувкой было неважно. Учиться начал у старшего брата Константина, который уже ходил в школу. Саша одолел азы математики и русского языка, и в школу его приняли сразу в третий класс. Ему пришлось понемногу учиться в Егорьевской, Ляховской и Белохолмской школах. Всего будущий поэт закончил шесть классов. Из учителей особенно запомнился Иван Ильич Поручиков. Запомнился потому, что он проявлял большое внимание к художественному слову. По словам Константина Трифоновича, «от этого учителя брат был в восторге, даже пробовал копировать его почерк, прическу». О школе и учителе Иване Ильиче вспомнит Твардовский в главе «О себе» поэмы «Василий Теркин».
В «Автобиографии» поэт напишет: «С 1924 года я начал посылать небольшие заметки в редакции смоленских газет. Писал о неисправных мостах, о комсомольских субботниках, о злоупотреблениях местных властей и т. п. Изредка заметки печатались. Это делало меня, рядового сельского комсомольца, в глазах моих сверстников и вообще окрестных жителей лицом значительным. Ко мне обращались с жалобами, с предложениями написать о том-то и том-то. Потом я отважился послать и стихи».
«По-разному благосклонно и по-разному с тревогой относились мои родители к тому, что я стал сочинять стихи. Отцу, человеку очень честолюбивому, это было лестно, но из книг он знал, что писательство не сулит больших выгод, что писатели бывают и не знаменитые, безденежные, живущие на чердаках и голодающие. Мать, видя мою приверженность к таким необычным занятиям, по-своему чуяла в ней некую печальную предназначенность моей судьбы и жалела меня».
Детство и юность Твардовского выпали на трудные, переломные годы в истории России – годы революции и гражданской войны. Испытания, переживаемые всей страной, не могли не коснуться и семьи будущего поэта. Жизнь в Загорье становилась труднее и труднее. Отец поэта был вынужден постоянно думать о заработке, т. к. собственный маленький клочок земли не мог прокормить большую семью. Кузница давала пусть небольшой, но более стабильный доход. Дети были вынуждены помогать отцу в тяжелейшем кузнечном деле. Главным помощником был старший, Константин. Он работал в кузнице вместе с отцом, быстро стал мастером и всю жизнь не оставлял своего любимого дела. Отец хотел, чтобы и Александр пошел по его стопам. Однако второй сын Трифона Гордеевича работал в кузнице с неохотой, ремесло отца не стало любимым для него. Работа на земле тоже не захватывала без остатка. Его тянуло из дома к общению с людьми творческими, с активистами, комсомольцами. Он любил читать и предпочитал уединяться с книжкой. Отцу казалось, что сын просто ленится и ищет любую возможность увильнуть от тяжелого и грязного физического труда, который один только и мог прокормить деревенского жителя. Именно поэтому между сыном и отцом возникло несогласье, и будущий поэт понял, что в доме родителей ему не найти понимания.
Летом 1925 года в газете «Смоленская деревня» появилось первое напечатанное стихотворение Твардовского «Новая изба». «После этого, – писал поэт, – я, собрав с десяток стихотворений, отправился в Смоленск к М. В. Исаковскому, работавшему в редакции газеты «Рабочий путь». Принял он меня приветливо, отобрав часть стихотворений, вызвал художника, который зарисовал меня, и вскоре в деревню пришла газета со стихами и портретом «селькора-поэта А. Твардовского».
В Смоленске у Твардовского не было ни жилья, ни постоянной работы. Кроме того, необходимо было продолжить образование. Поэт вспоминал, что в Смоленске он не мог долго устроиться не только на учебу, но даже на работу – специальности у него никакой не было. «Поневоле пришлось принимать за источник существования грошовый литературный заработок и обивать пороги редакций, – писал он. – Я и тогда понимал незавидность такого положения, но отступать было некуда, – в деревню я вернуться не мог, а молодость позволяла видеть впереди, в недалеком будущем только хорошее».
К незрелым еще стихотворениям будущего великого поэта его друзья по литературному цеху относились по-разному. Творчество приносило не только радости, но и огорчения. А было желание успеха и стабильности, только это могло оправдать уход из родного дома и разлуку с семьей.
Жизнь Твардовского в Смоленске была суетной и хлопотной. Жить приходилось у знакомых, которых в городе у него было совсем немного. До лета 1928 года он прожил у корректора Ефрема Марьенкова, доброго человека, местного писателя, рукопись которого впоследствии поэт опубликовал в «Новом мире». Какое-то время Твардовский жил в доме друга Степана Курдова, в Доме колхозника, у родителей поэта Сергея Фиксина. Но и в этой беспорядочной жизни юноша успевал читать, заниматься самообразованием и творчеством.
В 1929 году стихи Твардовского появились в «толстом» журнале «Октябрь». Их высоко оценила критика. Вдохновленный успехом поэт отправился в Москву. «Но, – вспоминал Александр Трифонович, – получилось примерно то же самое, что и в Смоленске. Меня изредка печатали, кто-то одобрял мои опыты, поддерживал ребяческие надежды, но зарабатывал я ненамного больше, чем в Смоленске, и жил по углам, койкам, слонялся по редакциям, и меня все заметнее относило куда-то в сторону от прямого и трудного пути настоя¬щей учебы, настоящей жизни. Зимой тридцатого года я вернулся в Смоленск, прожил там лет шесть-семь, до появления в печати поэмы «Страна Муравия».
В начале 30-х годов устроилась личная жизнь Александра Трифоновича. В Смоленске он встретил Марию Илларионовну Горелову, которая стала его женой и верной подругой, помощницей. У них родилась дочь Валя.
В Смоленске поэт начал систематически учиться. С помощью смоленского партийного работника А.Н. Локтева он был зачислен в педагогический институт без вступительных экзаменов, но с обязательством сдать в первый год все необходимые предметы за среднюю школу. Это было очень трудно для человека, не окончившего ее. Однако трудолюбие и упорство помогли, ему удалось в первый же год догнать однокурсников и далее успешно окончить второй курс. Но с третьего курса Твардовский ушел и доучивался уже в Московском институте истории, философии и литературы (МИФЛИ), куда поступил осенью 1936 года.
Именно во время пребывания в Смоленске Твардовский стал известным поэтом. Сам он оценивал этот период в своей литературной судьбе как, пожалуй, самый решающий и значительный: «Это были годы великого переустройства деревни на основе коллективизации, и это время явилось для меня тем же, чем для более старшего поколения – Октябрьская революция и Гражданская война. Все то, что происходило тогда в деревне, касалось меня самым ближайшим образом в житейском, общественном, морально-этическом смысле. Именно этим годам я обязан своим поэтическим рождением».
Воспевая новый, колхозный уклад жизни в Советской стране, поэт не мог знать, что именно по причине переустройства жизни в деревне случится трагедия в его родной семье. Его семья была названа кулацкой, обложена твердым индивидуальным налогом, совершенно нереальным, невыполнимым, а затем выслана в северную часть Зауралья, в верховье таежной реки Ляли. После тяжелых мытарств, бегства из мест ссылки семья поселилась в селе Русский Турек Кировской области.
От участи других членов семьи поэта спасло то, что он жил в Смоленске. Родные хорошо понимали, что помочь им в этой ситуации Александр ничем не мог. Иван Трифонович говорил об этом: «А что мог сделать для нас брат, находясь в Смоленске, где его мало кто знал? Сам скитался по углам, не имел постоянной работы. Самому нужно было удержаться, выдержать, выстоять – нападки же были, упреки, откровенная травля на страницах печати. О материальной помощи тоже не могло быть и речи». Это событие в жизни семьи драматически отразилось на творческой и личной судьбе поэта: если бы он тогда заступился за семью, его могли бы арестовать.
Мысли о близких не оставляли поэта, при первой же возможности он весной 1936 года разыскал семью в Русском Туреке и перевез ее в Смоленск. Помощь близким оказалась возможна для Твардовского во многом благодаря тому, что в 1936 году он закончил лучшее своё произведение 30-х годов – поэму «Страна Муравия», которая сделала его поэтом, известным на всю страну. Однако смоленские критики того времени ополчились на произведение, увидев в нём «контрреволюционное содержание» и «кулацкие тенденции». После выхода в свет поэмы «Страна Муравия» Твардовский переехал в Москву, о чем давно мечтал. К тому времени в столице уже жил и Михаил Исаковский. И все же смоленские чекисты однажды чуть не арестовали Твардовского. Это случилось в 1937 году. Поэта спасло то обстоятельство, что его «Страна Муравия» понравилась Сталину. В Москве в 1938 году Твардовский вступил в ряды Коммунистической партии, а в 1939 году окончил МИФЛИ.
Осенью 1939 года Твардовский был призван в армию и участвовал в походе советских войск в Западную Белоруссию в должности спецкорреспондента. По окончании похода он был уволен в запас, но вскоре вновь призван в той же должности в газету «На страже Родины» уже в офицерском звании. Поэт участвовал в войне с Финляндией.
Узнав о начале войны, поэт в тот же день, 22 июня, ушел на станцию и в переполненном поезде Звенигородской ветки поехал в Москву. 23 июня Твардовский уже получил назначение на Юго-Западный фронт. Юго-Западный фронт в те первые дни войны был местом страшных, ожесточенных боев. Немцы рвались к Киеву, и, преграждая им путь, гибли целые дивизии. Твардовский и его сослуживцы по фронтовой газете Юго-Западного фронта «Красная Армия» оказались свидетелями того, как, истекая кровью, наша армия непрерывно отступала. Отступала вместе с армией и редакция газеты: из занятого немцами Киева она переместилась в Харьков, а затем, когда и этот город был сдан, еще восточнее – в Воронеж. С первых чисел июля 41-го почти в каждом номере «Красной Армии» появлялись его стихи, очерки, статьи, заметки, фельетоны. Писал он и лозунги, и листовки, и песни. Работа в газете требовала каждодневно готовой к печати «продукции». Очерки в стихах и прозе запечатлевали образы отдельных людей, ставших героями в эти дни. В эти же дни Твардовский участвовал в создании юмористического раздела в газете. Поэт понимал необходимость этой работы: солдату нужен был юмор, он спасал от страшного душевного онемения под влиянием тяжких впечатлений войны.
Весной 1942 года Твардовский оказался в командировке в Москве и именно в это время принялся за серьезную работу над «Василием Теркиным». Он просит командование о переводе его в другую газету, на другой фронт. К этому времени уже становится ясно, что освобождать его родную Смоленщину будет Западный (с апреля 1944 года – Третий Белорусский) фронт. Поэт хотел пройти с ним по родным местам, увидеть родной хутор. С июня 1942 года Твардовский был прикомандирован к газете Западного фронта «Красноармейская правда», в ней работал до конца войны и встретил победу в Восточной Пруссии.
Послевоенные годы были трудными в судьбе Твардовского, как и в судьбе всей страны. Нужно было восстанавливать разрушенное войной хозяйство. Для этого требовались неимоверные усилия всего народа. Как в годы войны, вдохновителем и организатором послевоенного строительства был И.В. Сталин. Как и для многих советских людей той эпохи, имя Сталина для Твардовского в те годы стояло в одном ряду со словом «Родина». В послевоенных стихах поэт не раз с уважением и благодарностью говорит о вожде. Сыграло роль и то, что первое лицо государства принимало личное участие в судьбе поэта: Сталину нравились поэмы «Василий Теркин», «Дом у дороги». За эти произведения Твардовский награжден Сталинскими премиями. Впоследствии отношение Твардовского к Сталину изменилось: поэту открылись многочисленные факты арестов, преследования и уничтожения невинных людей, притеснения целых народов.
В 1950 году Твардовский становится главным редактором журнала «Новый мир». В это время он закончил в первом варианте поэму «Тёркин на том свете» и готовил её к публикации в «Новом мире». Однако поэма была запрещена, её назвали «пасквилем на советскую власть». Твардовский пытался отстоять свою позицию, не соглашаясь с этой оценкой. Результатом такого противостояния стало смещение Твардовского с поста редактора «Нового мира» летом 1954 года. Все эти события поэт тяжело переживал, у него возникло ощущение бесперспективности жизни.
Одним из способов отвлечься от проблем и горестных раздумий стала для поэта любимая работа на дачном участке во Внукове и (с начала 1960-х) – в Пахре. Твардовский перекапывал землю, корчевал пни старых деревьев, подсаживал новые. Их он часто просто приносил из леса, куда любил отправляться на прогулки за грибами или просто так. Эти прогулки занимали несколько часов в день. Особенно много он гулял, когда жил в санаториях, домах отдыха и домах творчества – в Барвихе, Малеевке, в Ялте, Коктебеле, Ореанде – и даже когда оказывался в больнице. Часто на опушке леса или на поляне разводил из сушняка маленький костерок. На огонь тянулись люди, завязывались знакомства, разговоры... Прогулки и общение были поэту необходимы, они помогали осмыслить происходящее, побуждали к творчеству.
Радовали его и поездки в Смоленск, на малую родину, куда поэт ездил к родным и знакомым, а также по депутатским обязанностям. Отец Твардовского умер в 1949 году, но он навещал мать, духовного родства с которой не потерял до самой ее смерти (1965). Рядом со Смоленском жил старший брат Константин, удивлявший современников внешним сходством с Александром Трифоновичем. Уважение к его мастерству кузнеца и жизненному укладу семьи выскажет поэт в своих «Рабочих тетрадях». До конца дней он будет помогать оставшимся в родном городе сёстрам и их детям.
К концу 1950-х годов в жизни Твардовского наметились значительные перемены. При личном участии Хрущева, к тому времени уже главы государства, в 1958 году поэт снова был назначен главным редактором журнала «Новый мир» и ему предоставили право самому выбрать себе заместителей. В его команду вошли А.Г. Дементьев, А.И. Кондратович, В.Я. Лакшин. Вместе с Твардовским в 1960-е годы они сделали журнал лучшим периодическим изданием в стране. В трудные годы правления Брежнева, когда правительство планомерно уничтожало «Новый мир», они не оставили своего редактора до конца его пребывания в должности, а когда Твардовский заболел, поддерживали его и его семью в последние, самые трудные месяцы.
Твардовскому удалось опубликовать в «Новом мире» не только свою поэму «Теркин на том свете», но и произведения А.И. Солженицына, благодаря которым он стал известен в стране и мире: «Один день Ивана Денисовича», «Матренин двор», «Станция Кречетовка». Кроме Солженицына, Твардовский привлек в журнал и других писателей – как опытных, так и молодых: Илью Эренбурга, Веру Панову, Георгия Владимова, Ефима Дороша, Лидию Чуковскую, Константина Симонова, Евгения Евтушенко, Гавриила Троепольского, Чингиза Айтматова, Расула Гамзатова, Федора Абрамова, Василия Белова, Бориса Можаева и других. При Твардовском в журнале глубоко уважительно относились к талантливой, творческой личности.
В «Новом мире» в эти годы была блистательно представлена не только литература, но и политика, наука, публицистика, библиография. Журнал Твардовского стал оплотом правды в литературной жизни того времени.
После смещения с поста Хрущева общественный климат в стране значительно изменился. Брежневское правительство пересмотрело свое отношение к Сталину. Над журналом Твардовского, убежденного в необходимости сказать всю правду о сталинском времени, нависла реальная угроза. Как ни бился редактор с расплодившейся на глазах армией чиновников, он не смог отстоять публикацию в журнале романов Солженицына «Раковый корпус» и «В круге первом», собственной поэмы «По праву памяти». И поэт, и его сотрудники хорошо понимали, чем рискует каждый из них, выступая против линии партии и правительства.
Положение журнала особенно осложнилось после ввода советских войск в Чехословакию летом 1968 года. Из его редакции начали по одному удалять единомышленников Твардовского. В начале 1970 года поэт оказался в таких обстоятельствах, что вынужден был подать заявление об уходе. Пережить такой удар он не смог. Последовал инсульт, а в скором времени открылась и другая страшная болезнь – рак.
Александр Трифонович Твардовский умер 18 декабря 1971 года.
ССЫЛКИ
Твардовский Александр Трифонович на Википедии
Александр Твардовский: биография
Биография. Твардовский Александр Трифонович
Русская поэзия. Александр Твардовский
Александр Твардовский – цитаты
Александр Трифонович Твардовский. Фотоархив
Твардовский. Василий Тёркин – краткое содержание по главам
Мультфильм «Василий Тёркин» смотреть онлайн
Памятник Твардовскому и Василию Тёркину
Бровка Пётр Устинович
- Подробности
- Создано 29.05.2015 09:31
- Обновлено 08.10.2015 11:00
Родина Петруся Бровки – чудесная Ушаччина – сторона озер, лесов и родников. Подальше раскинулись холмы и курганы. Оживляет пейзаж и речка Ушачка, которая течет-вьется серебряной лентой на север, к реке Ушачи, что несет свои воды в величественную и суровую Двину. Теперь у истоков Ушачки начинается Березинский государственный заповедник. Километров за пять от урочища Пчельник, по течению Ушачки, находится деревня Путилковичи, где 25 июня 1905 года родился Петр Устинович Бровка.
В самом начале 90-х годов в Путилковичах насчитывалось только десять дворов, на которые выходило шесть валок земли (волока – примерно двадцать два гектара). Вспоминая свою родословную, Бровка шутил, что его род самый древний на Ушаччине, ведь предков по отцу называли Адам и Ева. В семье Адама Бровки было три сына: Устин, Климентий (Клёмка) и Игнат. Устин Адамович Бровка, отец поэта, был немного грамотный, грамоте научился в городе Ковна, где служил в артиллерии. Был он среднего роста, чернявый, любил петь песни, в особенности народные и солдатские. Как сам отец, так и его братья имели музыкальные способности. Устин хорошо играл на скрипке, Клёмка – на цимбалах, Игнат– на бубне. Парней часто приглашали играть на свадьбах, крестинах и вечеринках не только в Путилковичах, но и в окружающих деревнях.
Уважаемыми людьми в деревне были Степан Сыс и его жена Тэкля. Со Степаном, например, крестьяне советовались по хозяйственным делам. Тэкля хорошо пела, была сказочницей. Навсегда запомнилась она внукам своими повествованиями про вурдалаков, чудеса знахарей и ведьм.
В особенности интересным человеком в Путилковичах был родной брат Степана – Никифор Сыс, участник русско-турецкой войны 1877–1878 годов, герой Плевны, награжденный медалью за отвагу. Немало рассказывал Никифор своим внукам и односельчанам про жизнь, порядки и быт в Болгарии и Турции, пробуждая у всех интерес к белому миру.
В 1902 году семья Бровки породнилась с семьей Сыса: Алена, дочка Степана Сыса, вышла замуж за Устина Бровку. Устин и Алена жили бедно. Семья у них была большая – шесть мальчиков (Андрей, Петрусь, Степан, Александр, Константин, Левон) и четыре девочки (Мария, Любовь, Евгения и Валентина). Чтобы прокормить такую семью, родителям П. Бровки приходилось подрабатывать на стороне, ведь земли имели меньше трех гектаров. Отец поэта нанимался резать доски, пахал землю у арендатора Калмана Белейсона, занимался столяркой и служил ямщиком, после увольнения ходил по деревням и делал рамы, шкафы и сундуки. Потому и знали Устина Адамовича во всем округе.
Некоторое время Устин Адамович жил в Лепеле, где работал фурманом, служил сторожемв Лепельской гимназии. В период коллективизации он одним из первых вступилв колхоз. Умер в 1932 году.
Мать П. Бровки – Елена Степановна – хозяйничала, растила детей, была портнихой. Приходилось шить не только для своей семьи, но и другим. Летом ходила на заработки на барское поле и сенокос. Была она трудолюбивая и отзывчивая.
Настоящего детства у П .Бровки как и у многих ребят его среды, не было. Сызмальства узнал он, что такое нищета, недостаток и голод, рано почувствовал несправедливость тогдашней жизни. Жили родители Петра недалеко от мельницы. Дом был маленький и старый. Ребята росли в недостатке, мать перешивала меньшим одежду больших. Обувь также не покупали: летом ходили босые, осенью и зимою – в лыковых или ивовых лаптях. Вот что писал поэт про свое детство:
Я помню вясковы свой кут небагаты,
Старую, пахілую, курную хату.
I жорны, і ступу, і ў лазні карыта,
I печку з камення з дзён палеаліта,
I лапаць лазовы, і подплет пяньковы,
I розныя зёлкі, шаптанні, замовы.
Кажушак, дзе дзірка ўзлязала на дзірку,
Дзе гузік быць мусіў – драўляную бірку.
Апухлыя твары ,як бульба не ўродзіць...
«Сто год»
По воспоминаниям Николая Онуфриевича Бровки, родственника поэта, тот очень рано пошел на свой хлеб. «С семи лет отец отдал Петруся пасти коров и коней к Герасиму Сысу. Был парень пастушком. Однако больше всего любил он водить коней на ночлег. Сидит, бывало, около поленницы и слушает разговоры взрослых про житье-бытье, седую старину, сказки, былины и народные песни».
«Никогда не позабыть мне тех дней, – подчеркивал потом П. Бровка, – когда ходил я за стадом коров с пастушьей трубой-зябликом, бесконечных разговоров у ночных костров, песен девчат на Ивана Купалу и протяжных, скорбящих мелодий крестьянских музыкантов-дударей».
С младенчества Пётр рос трудолюбивым и усердным, воспитывался в атмосфере уважения к работе. Излюбленными местами Петра, где он играл с деревенскими подростками в свободное время, были более близкие окрестности – так называемые Грязи, Концы шнуров (где кончалось крестьянское поле и начинался барский лес), Пчельник, мельница, Новинки, источник, луг Абалонь, лес, речка Ушачка и столбовая дорога. Тут мальчуган учился понимать язык природы, ощущать прекрасное, отличать краски и оттенки. С детских годов природа оказывала влияние на Петра, и он сильно полюбил свою озерно-лесную сторону.
«Яркие и незабываемые впечатления детства, – писал поэт в автобиографии. – Очень красивые обители кругом родной деревни. Необъятный, на десятки километров дремлющий сосновый бор, узенькая, говорливая речушка Ушачка, которая петляет по лугам и огородам, небольшое озеро, около плотины которого таинственно гудела водяная мельница. Все это перед глазами на всю жизнь... К этому времени помнятся бесконечные тропинки и дорожки на лугах и полях кругом родной деревни, задумчивый говор соснового леса, боровые острова средь бездны исконных болот. Бесчисленность птичьих голосов, напевы ветра, шум косматых елок, даже шепот луговых трав навечно наполнили сердце».
Услышал Пётр и первые в своей жизни стихи, которые его сильно поразили. П .Бровка вспоминает: «Мне не было тогда и семи лет, ведь хорошо помню, что еще не ходил в школу. Но я присматривался уже к учителю, молодому парню, который жил «на квартире» у одного крестьянина, нашего соседа. Тем более, что у этого крестьянина был мальчуган, с которым я играл. Однажды, собравшись проведать своего дружка, я застал его в той половине дома, где жил учитель. С учителем сидели за столом хозяин дома и его старый седобородый отец, а сбоку – хозяйка. Рядом прильнул мой дружок. Учитель читал, а все внимательно слушали. Пристроился около пряслица и я, стремясь понять, что учитель читает. Меня удивляло, что читал он немного не так, как у нас говорят, но в то же время все понятно... Долго в тот вечер читал учитель из небольшой книжечки, на переплете которой был нарисован хороший дядя с ласковыми глазами и длинными усами. И нам, малышам, когда закончил читать, учитель сказал, показывая на портрет:
– Научитесь читать – читайте Тараса Шевченко, ребята, – будете знать, какая жизнь.
Так с малых лет я имел счастье познакомиться с некоторыми произведениями большого украинского писателя, многие из которых на всю жизнь впали в душу».
После пастьбы Пётр ходил в Путилковичскую начальную школу, где впервые получил представление о стихах, и ему самому захотелось написать про близких и знакомых односельчан. Первым произведением Пети-ученика было стихотворение про местного лентяя. С того времени на него в деревне начали смотреть как на составителя стихотворений.
Учился Пётр в школе успешно, старательно, учитель хвалил парня, ставил в пример другим ученикам. В это время мальчик начал знакомиться с белорусской литературой. Поэт рассказывал: «Когда было мне девять-десять лет, помню, попала ко мне книга повествований Якуба Коласа «Толстое полено», которую я прочитал, сидя вечерами на печи. С того времени пробудился во мне интерес к белорусскому слову. Этому содействовало и то, что один из наших односельчан – Григорий Матюш, который где-то учительствовал, частенько привозил в Путилковичи белорусскую газету «Наша ніва», и она странствовала из дома в дом. Доводилось читать ее и мне, в особенности я интересовался стихами».
Припоминая, какое впечатление произвели на него Я. Купала и Я. Колас, П. Бровка писал: «Еще до революции мне посчастливилось познакомиться с произведениями Янки Купалы и Якуба Коласа. И все благодаря нашему молодому учителю. Он выписывал и приобретал все, что тогда выходило из белоруской литературы, а было его немного: «Наше нива», «Саха» и отдельные книжки. Однажды учитель дал мне почитать стихи Купалы и Коласа в очень скромном, простом издании. Но как всколыхнули те строки мою душу! Писали Купала и Колас так, будто в нашей деревне жили. Я даже думал, что они когда-нибудь к нам приезжали, только я не видел их, так правдиво про всю нашу жизнь было написано».
Накануне Первой мировой войны отец отвез Петра в Лепель, в церковноприходскую школу, где уже учился старший брат Андрей. После окончания этой школы Пётр пошел в Лепельское высшее начальное училище (1915–1917). Это было четырехклассное училище, и поступали туда после окончания начальной школы. Здесь Бровка углубил свои знания и по литературе, шире познакомился с произведениями русских писателей, благодаря умелому и интересному преподаванию русского языка и литературы Павлом Ивановичем Комаровским, который, как утверждал поэт «привил настоящую любовь к литературе и навсегда остался у меня в памяти».
Новая страница биографии П. Бровки начинается после Великой Октябрьской социалистической революции, когда ему было 12 лет. Незабываемые события Октября, который коренным образом изменил судьбу всех рабочих и трудящихся, в том числе и судьбу поэта, нашли художественное отображение в стихотворениях «Аганёк» и «Дэкрэт Леніна» (1957), «Светлы час», «Камсамольскія сэрцы» (1958), «Сто год», «Чатыры шляхі». Отмечая октябрьский рубеж в биографии, П.Бровка пишет:
Кут мой родны, забыты калісьці на свеце,
Прыгадаць не магу, каб не білася сэрца,
Каб не ўспомніць аб добрым і слаўным народзе,
Дзе жыццё я пачаў у сямнаццатым годзе.
Што з таго, што лічылася мне ўжо дванаццаць,
Пражытое – жыццём праў не мела назвацца.
Ды прыйшоў ён, прыйшоў позні месяц асенні,
I пачулі імя дарагое мы – Ленін,
Наш Кастрычнік прыйшоў – азарыліся далі,
Пад сцягамі яго да жыцця мы ўставалі.
«Светлы час»
В начала 1918 года П. Бровка вернулся из Лепеля в Путилковичи, как говорили в деревне, большим грамотеем, ведь грамотных людей во всей округе можно было пересчитать по пальцам. Потому не удивительно, что для него скоро нашлась работа. Комиссар Великодолецкой волости забрал парня в волостной военный комиссариат. П. Бровка разносил бумаги, переписывал и размножал приказы комиссара (пишущих машинок не было), доводил к сведению населения важнейшие постановления, указы. Юноша активно участвовал во всей работе комиссариата, и его уважали сотрудники. Парню выдали военную шинель, научили пользоваться винтовкой, ведь время было тревожное: банды и «вражеские элементы» бродили по окружающим лесам и деревням, терроризировали активистов. Приходилось ему вместе с взрослыми принимать участие в ночных засадах ЧОНа (часть особого назначения).
После ликвидации военного комиссариата (1920) П. Бровка перешел на работу в Великодолецкий исполком делопроизводителем, затем работал счетоводом в совхозах Большие и Малые Дольки (1920–1922). Выделялся своими организаторскими способностями, пользовался авторитетом и уважением молодежи и населения. Шутник, запевала и танцор, он умел объединять молодежь, собрать собрание, настроить вечеринку. Юноша отдался общественной и политической работе: организовал художественную самодеятельность, ставил в соседних деревнях пьесы, инсценировки, выступал с докладами. Особенным успехом среди крестьян пользовались такие произведения, как «Збянтэжаны Саўка» Л. Радевича, «Мікітаў лапаць» М. Кудельки, «Модны шляхцюк» К. Плошки, «Пинская шляхта» В. Дунина-Мартинкевича. Активно велась и антирелигиозная пропаганда. Вспоминая свое юношество, П. Бровка писал:
Змагаліся дружна з папом, самагонам,
Сядзелі ў засадах атрадамі ЧОНа.
Ігралі ў спектаклях удала, няўдала
Ды браліся смела за ўсё, што трапляла.
«Сто год»
С 1922 года П.Бровка выступал как сельский корреспондент, посылал сообщения в газету «Бедняк» – орган Борисовского уездного комитета партии. Продолжал писать украдкой стихотворения, вел дневник. Все глубже и глубже знакомился юноша с жизнью деревни, крестьян. Пешком он обошел всю волость, навестил почти каждый дом, когда работал помощником страхового агента. Про первые шаги самостоятельной жизни и работы есть такие строчки в автобиографии поэта:
«1918 год. Великодолецкий волостной военный комиссариат. Небольшая моя должность – переписчик. Но в тринадцать лет я с особенным восхищением переписываю приказы, в которых столько нового, интересного. В свободное время читаю «Правду», «Бедноту», минскую «Звезду». Газет в волость приходило много. Попадали и отдельные книги и брошюрки. Так незаметно одновременно со школой жизни, прохожу и школу грамоты... Мне... никогда не позабыть первых комбедов, когда делили землю и раздавали помещичье имущество бедноте, первых боевых красногвардейцев, шумные крестьянские собрания, заградительные засады против разных мелких банд, которые бродили у нас по лесам. Много было дел тогда у работников Советской власти на деревне.… В 1923 году вместе с группой сельских парней организовали комсомольскую ячейку. С большим восторгом работал ее секретарем. В то же время я начал присылать заметки в республиканские газеты. Стал селькором. От заметок перешел к небольшим статьям. Потом увлёкся стихами Пушкина, Некрасова, Шевченко. Познакомился с творчеством Янки Купалы и Якуба Коласа».
В 1924 году девятнадцатилетнего П.Бровку выбрали председателем Маладолецкого сельсовета. Положение было сложное, приходилась вести политическую работу на деревне и борьбу с саботажем, отбирать кулаческую землю и наделятьею бедняков. Работа на должности председателя сельсовета дала богатый материал для творчества. Долго работать на этой должности писателю не довелось. Как способного и активного комсомольца его перевели в 1925 году на работу в Полоцкий Окружком ЛКСМБ. Полоцк, центр культурной и литературной жизни, был заветной мечтой юноши. Там он надеялся получить среднее образование и напечатать свои стихи, которые читал друзьям на комсомольских собраниях, вечерах самодеятельности, у ночлежных костров.
Здесь Пётр Устинович комсомольскую работу сочетал с учебой: навещал общеобразовательные курсы и сдал экстерном экзамены в Полоцкий педтехникум. Активно сотрудничал в газете. Первые выступления П.Бровки в печати как поэта связаны с газетой «Чырвоная Полаччына», возле которой группировались молодые литературные силы округи. 18 августа 1926 года на её страницах было напечатано первое стихотворение «Ой, не шапчы, мая бярозка...» Этот день стал днем рождения Бровки-поэта, который некоторые свои произведения подписывал псевдонимом – «Юрка Баравы».
В том же году один за другим появились такие стихотворения молодого поэта, как «Не, сягоння мы не заплачам», «Не буду я стаяць на раздарожжы», «Ой, ды над узгоркамі», «У ночанькі ліпнёвыя», «Сёння ж за ўзгоркамі», «Майскім раннем я вас пакідаў», «Стары друг мой! – стальная каса». Это всё итог напряженной работы поэта над собой, его богатых наблюдений и жизненного опыта. Непосредственность и искренность характерны первым стихотворениям П. Бровки, которые поэтизируют любовь и свободный край:
3 1927 года П. Бровка занял должность ответственного секретаря газеты «Чырвоная Полаччына», одновременно управлял и Полоцким филиалом «Маладняка». Как и раньше П. Бровка сочетал свою основную работу с общественной. Он был частым гостем у студентов Полоцкого педагогического техникума, участвовал в студенческих вечерах самодеятельности, часто выступал с докладами и собственными стихами. По его инициативе налаживалась политическая работа на заводах, железнодорожной станции, в учебных учреждениях Полоцка.
С 1928 года П. Бровка учился на литературно-лингвистическом отделении Белорусского государственного университета, который окончил в 1931 году. Университетские годы поэта примечательны связями с литературной средой, увлечением поэзией Маяковского и Багрицкого, творческими поисками своего литературного почерка. Эти поиски, как и учеба, были плодотворными. Поэт выдает книгу стихотворений «Гады, як шторм» (1930), поэмы «Прамова фактамі» (1930), «Цэхавыя будні» (1931) и повесть "Каландры" (1931). Начав со стихов в традиционных формах белоруской поэзии с ее уклоном к песенному фольклору, пройдя сложный путь творческой учебы у Маяковского, Пётр Устинович органически соединил в своём творчестве оба широких течения. В итоге этого синтеза и получился тот своеобразный сплав, которым является поэзия Петруся Бровки, расцвет которой начался со второй половины тридцатых годов, когда поэт много и плодотворно работал, беспрерывно усовершенствуя свое поэтическое мастерство. Это можно проследить по таким произведениям, как «Праз горы і стэп» (1932), «1914» (1933), «Кацярына» (1937).
За достижения в развитии художественной литературы П. Бровка в 1939 году награжден орденом «Знак почёта». С 1940 года Петр Устинович – главный редактор журнала «Полымя».
С первых дней войны П. Бровка надел шинель и положил в карман блокнот, чтобы вести летопись грозных дней Родины, сражаться с врагом штыком и пером. Свой талант, как и раньше, поэт отдавал народу, делу победы. Некоторое время Бровка работал инструктором-литератором в редакции фронтовой газеты «За Советскую Беларусь», а с 1942 года – в партизанской печати. Поэт создал стихотворения, баллады, поэмы, в которых раскрываются высокие моральные качества советских людей, их массовый героизм на фронте и в тыле, непобедимость и вера в окончательный разгром врага.
С публицистическим пафосом разоблачал П. Бровка преступления фашистов, развенчивая их моральный облик и гитлеровский «новый порядок». Как и многие другие писатели, Пётр Устинович с энтузиазмом работал над произведениями о мужестве и героизме белорусского народа. Стихотворения, повествования, пьесы, очерки создавались советскими писателями на переднем крае, в партизанских зонах и отрядах, в редакциях армейских газет. В годы войны поэт прославлял героев-партизан («Партызан Бумажкоў», 1941; «Паэма пра Смалячкова», 1942; «Кастусь Каліноўскі» и «Надзя-Надзейка», 1943), создал монументальный памятник героической матери-родине («Беларусь», 1943), приветствовал первые ростки восстановительной работы в стране («Ясны кут», 1944). Лучшие произведения писателя военного времени объединены в сборники «Насустрач сонцу» и «К родным берагам» (1943), «У роднай хаце» и «Вершы і паэмы» (1946). За заслуги перед Родиной в годы Великой Отечественной войны П.Бровка награжден орденом Красной Звезды, медалями «Партизану Отечественной войны» I степени, «За победу над Германией», «За доблестный труд».
После освобождения Беларуси от фашистских захватчиков белорусский народ приступил к воссозданию разрушенного хозяйства, городов и деревень, общественных,учебных и культурных учреждений. Расцвет экономики, техники и культуры Беларуси в послевоенный период ознаменовался и расцветом белорусской литературы и искусства. Выдающуюся роль в процессе развития белорусской послевоенной литературы сыграл и П. Бровка, который издал сборники стихов «У роднай хаце» (1947), «Сонечнымі днямі» (1950), «Цвёрдымі крокамі» (1957), «Пахне чабор...» (1959), «А дні ідуць» (1961), «Высокія хвалі» (1962), и роман «Калі зліваюцца рэкі». За достижения в поэзии П.У. Бровке в 1947 и 1951 годах присуждены Государственные премии II и III степени, а за книгу стихотворений «А дні ідуць» в 1962 году – Ленинская премия.
Поэт активно участвовал в общественной и политической жизни страны. С 1945 по 1948 год он – главный редактор журнала «Полымя», а с 1948 года – председатель управления Союза писателей БССР. В составе белорусской делегации П. Бровка принимал участие в работе XIV сессии Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке. В 1967–1980 гг. – главный редактор Белорусской советской энциклопедии (ныне – «Белорусская Энциклопедия имени П. Бровки»).
Поэт систематически выступал в периодической печати с публицистическими и литературно-критическими статьями. Он являлся членом ЦК Коммунистической партии Беларуси, депутатом Верховного Совета СССР, членом-корреспондентом Академии наук БССР, секретарем управления Союза писателей СССР. В послевоенные годы правительство дважды награждало П. Бровку орденом Ленина: в связи с 30-летием Белорусской ССР (1949) и декадой белорусской литературы и искусства в Москве (1955). Произведения поэта известны далеко за пределами нашей республики, многие из них переведены на языки народов мира (русский, украинский, узбекский, литовский, латышский, эстонский, туркменский, румынский, польский, чешский).
Писатель умер 24 марта 1980 года в Минске. Похоронен на Восточном кладбище. Петрусь Бровка прошел славный путь от деревенского пастушка до народного поэта Беларуси, лауреата Ленинской премии, отличного партийного и общественного деятеля, поднявшись к вершинам мировой культуры.
ССЫЛКИ
Бровка Пётр Устинович на Википедии
Народные поэты Беларуси. Пётр Бровка
Большая советская энциклопедия. П. Бровка
Литературный музей Петруся Бровки
Последние издания книг Петруся Бровки
Томас Манн
- Подробности
- Создано 26.05.2015 10:56
- Обновлено 08.10.2015 11:05
Томас Манн родился в Любеке, «старинном городке... с узенькими, извилистыми улочками, островерхими домами, готическими церквами и колодцами». «Я горожанин, бюргер, отпрыск и дальний потомок немецко-бюргерской культуры», – так писал он о своем происхождении. Его отец – Иоганн-Генрих Манн был владельцем крупной хлеботорговой фирмы и сенатором, человеком известным и уважаемым, а мать, Юлия да Силова-Брунс, родилась от брака немецкого плантатора и бразильянки португало-креольского происхождения и в возрасте 7 лет была привезена в Германию. Мать была музыкально одаренным человеком. Она сыграла большую роль в воспитании Томаса и остальных четырех детей. Спустя много лет, работая над «Очерком моей жизни», Манн так писал о себе: «Суровость честных правил я унаследовал от отца, а нрав весело-беспечный, иначе говоря, восприимчивость ко всему художественно-ощутимому – от матери». В семье Иоганна Генриха Манна было пятеро детей: три сына и две дочери. Старший, Генрих, и средний, Томас, стали всемирно известными писателями.
Любовь и нежные воспоминания о родительском доме писатель сохранил на всю жизнь, и образ родового гнезда запечатлен им на страницах романа «Будденброки», в новеллах «Паяц» и «Тонио Крегер». «Детство у меня было счастливое, холеное», – записал много лет спустя Манн в «Очерке моей жизни». Особенно ему нравилось вспоминать кукольные спектакли, декорации к которым изготавливал старший брат Генрих, а все роли и текст принадлежали Томасу. Круг чтения у Манна был широк и не очень характерен для его сверстников. Он увлекался «Илиадой» Гомера и произведениями Вергилия, с удовольствием заучивая целые страницы. Среди его любимых авторов были также Гёте и Толстой, Шиллер и Достоевский, Клейст и Шамиссо, Чехов и Фонтане.
Годы учения в школе Манн характеризовал так: «Я ненавидел школу и до самого конца учения не удовлетворял требования, которые она ко мне предъявляла». Гимназическое начальство раздражало не только отсутствие у него прилежания, но и то, что нередко знания гимназиста были богаче знаний учителя, когда речь шла о гуманитарных науках. Еще учась в гимназии, Томас стал создателем и автором литературно-художественного и философского журнала «Весенняя гроза».
В 1891–1892 годах, после смерти отца была ликвидирована семейная фирма Маннов. Семья была вынуждена продать особняк в Любеке и перебраться в Мюнхен. В баварской столице Томас устроился стажёром в одну контору, и, переписывая тысячи бумаг, украдкой работал над своим первым романом «Падшая» (1894). Одновременно посещал Мюнхенский университет и политехнический институт. Важнейшим фактором в духовном становлении Манна было обращение в эти годы к трудам Ницше и Шопенгауэра.
В 1896–1898 годах Томас Манн вместе со своим братом – выдающимся немецким писателем Генрихом Манном – путешествуют по Италии. В мировой словесности вряд ли можно найти в одной семье подобное блистательное по значению и по контрастной яркости соцветие талантов. Явление это поистине уникальное. Братья, такие несхожие по темпераменту, по природе своего дарования, по характеру видения и отображению действительности, по стилю, шли каждый своим собственным, своеобычным художническим путем, но к одной общей для них цели – служить своим словом людям и были соединены друг с другом нерасторжимыми узами.
Томас начал писать рассказы, отправлял их немецким издателям, среди которых них был С.Фишер, предложивший объединить эти рассказы в небольшой сборник. Благодаря Фишеру в 1898 году вышел в свет первый сборник рассказов Томаса Манна «Маленький господин Фридеманн».
На протяжении всей жизни Манн не уставал повторять, что для него было «величайшим духовным переживанием» чтение произведений классиков русской литературы. Он хорошо знал творчество А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, А.П. Чехова, Д.С. Мережковского, А.М. Горького и других. Но особое место в жизни и творчестве Манна занимали два великих русских писателя – Ф.М. Достоевский и Л.Н. Толстой. Они были для него выражением духовной власти тьмы и света в целостном единстве, где четко установлена пропорциональная зависимость возможной высоты полета человека от глубины его падения. К тому же в данных Манном характеристиках жизненного и творческого пути Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского постоянно ощущается присутствие скрытого автопортрета.
Вернувшись в Мюнхен в том же году, Томас работал редактором юмористического журнала «Симплициссимус». Здесь он поначалу сблизился с членами кружка немецкого поэта Ш.Георге, которые провозглашали себя наследниками Немецкой культуры и исповедовали идеи декаданса, но довольно скоро понял, что ему с ними не по пути.
В 1899 году Манна призвали на годичную военную службу. А в 1901 году вышел его роман «Будденброки», принадлежащий к жанру «семейного романа». Он принес Манну всемирную славу и Нобелевскую премию, а также любовь и признательность миллионов людей. Взяв за основу историю собственной семьи и фирмы, основанной в 1760-х гг. его прапрадедом Зигмундом Манном, писатель создал эпическую хронику, показав типические черты развития бюргерства в XIX веке и создав тем самым материал для творческого осмысления проблем современной жизни. Этому он и посвятил все свои последующие произведения. Показывая четыре поколения Будденброков, писатель изобразил не только материальный, но и моральный упадок бюргерства.
Вот что писали о романе: «Если старшие представители рода Будденброков, жившие во времена расцвета буржуазии, прочно стояли на ногах и считали свой быт нерушимой формой существования, и успех сопутствовал им в делах, то их потомкам приходится отступать и гибнуть под ударами более ловких и бессовестных конкурентов. Типичные представители буржуазии перестали осознавать себя хозяевами жизни. Под их бытием время подвело черту, и роман закономерно завершало преисполненное драматизма описание смерти Ганно Будденброка, на котором оборвался старый бюргерский род и закончился цикл развития ценою исторического периода».
Писатель не принимал новую буржуазную действительность, складывавшуюся у него на глазах, – ни ее искусства, ни ее идеологии. Всему комплексу социальных явлений, связанных с империалистическим ХХ веком, Манн противопоставил как идеал и норму бюргерскую культуру. Его описания устоявшегося бюргерского быта – упорядоченного и несуетливого – пропитаны теплом и напоминают своей поэтичностью толстовские описания быта русского дворянства. Разумеется, Будденброки (Томас Манн это подчеркивает) не могут олицетворять всю бюргерскую культуру: для этого они недостаточно интеллектуальны и слишком прагматичны. Но пора расцвета бюргерства, совпадавшая с расцветом буржуазной демократии, рассматривалась писателем как вершина духовного развития человечества, а крушение бюргерского уклада жизни воспринималось Манном как закат всей культуры.
За весь 1901 год было продано всего 100 экземпляров этого романа, однако тиражи росли год от года, и в 1929 году роман был выпущен общим тиражом в 1 млн. экземпляров.
В 1903 году была закончена одна из лучших манновских автобиографических новелл «Тонио Крегер», вошедшая вместе с семью другими новеллами в сборник под названием «Тристан». Литературная известность Манна открыла перед ним двери многих престижных домов Мюнхена, в том числе и особняка Прингсхеймов – профессора математики и его жены. Их дочь Катя становится избранницей молодого писателя, его верной спутницей по жизни. От этого брака у Манна было шестеро детей, один из них – Клаус – стал автором нашумевшего романа «Мефистофель».
В 1907 году появилась единственная пьеса Манна «Флоренция». В уста героев пьесы писатель вложил собственные суждения о буржуазной действительности: «Оглянитесь вокруг: все дозволено, ничто уже не является позором. Нет такого злодейства, от которого у нас теперь еще становились бы волосы дыбом». В пьесе он отстаивал этическую ценность эстетического взгляда на жизнь не только для художника, но и для человека вообще.
Этой же теме посвящен и роман «Королевское высочество» (1909). Автор писал об этом произведении: «Полный намеков и ассоциаций анализ княжеского бытия как формального, вещного, абстрактного, одним словом, эстетского бытия и разрешение от бремени величества через любовь – вот содержание моего романа, который, не чуждый симпатии к любому виду «частных случаев», проповедует человечность».
В 1913 году вышла одна из лучших и самых популярных новелл Томаса Манна – «Смерть в Венеции», в которой он вновь обращается к дискуссионным вопросам судеб искусства и художника в условиях кризиса культуры. Вспоминая годы Первой мировой войны, разразившейся в 1914 году, прозаик называл их временем «заблуждений и правоты», когда он «вместе со своим народом» прошел «тяжкий путь» познания и истины. Непосредственного участия в военных действиях Манн не принимал, но считал, что оставаться в стороне от всего происходящего не имеет права, и видел свое назначение в том чтобы «служить духовным оружием». В 1914 году писатель опубликовал статью «Мысли во время войны», очерк «Фридрих и большая коалиция», а с 1915 по 1918 год работал над книгой «Размышления аполитичного» (1918). Эта книга, рожденная под знаком и давлением войны, явилась итогом раздумий о проблемах немецкого духа, но одновременно пером автора водило страстное желание сравнить себя с другими, познать себя.
Еще в 1912 году у Манна родилась мысль о произведении, в котором бы отразился «духовный склад европейца первой трети двадцатого столетия и вставшие перед ним проблемы», но только в 1924 году замысел осуществился: вышел в свет роман «Волшебная гора». Это роман о времени – о прошлом и настоящем. Идея Человека и человечности является центральной идеей романа, центром напряженных дискуссий и непростых раздумий героев и самого автора. Успех книги был колоссален. В течение четырех лет книга пережила сто изданий, что было почти невероятно.
Параллельно с «Волшебной горой» Манн написал несколько эссе: «Гете и Толстой» (1923), «О немецкой республике» (1923), «Оккультные переживания».
В 1926 году вышел в свет первый роман тетралогии «Иосиф и его братья», которая задумывалась как продолжение проблематики «Волшебной горы». Тетралогия состоит из романов: «Былое Иакова» (1933), «Юный Иосиф» (1934), «Иосиф в Египте» (1936), «Иосиф-кормилец» (1943). Замысел монументального цикла романов возник у автора почти случайно. Однажды в своем уютном мюнхенском доме Манн, перелистывая старую семейную Библию, наткнулся на рассказ об Иосифе Прекрасном и задумался над вопросом: нельзя ли заново пересказать эту захватывающую историю? Манн стремился вложить в известный сюжет «нечто нужное людям», «какое-то внутреннее содержание». Он поставил перед собой задачу необычайной сложности: исследовать проблему гуманизма не на примере частного, индивидуального, а в общечеловеческом плане, отдавая предпочтение типическому перед индивидуальным. Писатель превратил своего героя в символический образ человечества, а сам роман стал поэмой о человечестве. Работой над тетралогией была продиктована и поездка писателя в 1930 году на Ближний Восток.
В то время когда шла работа над первой книгой об Иосифе, над Германией сгущались сумерки фашизма, опасность которого Манн осознавал достаточно ясно. Выражением тревожных настроений писателя стала новелла «Марио и Волшебник», которую сам прозаик определял как «экспромтом родившуюся повесть».
В 1929 году Шведская академия отметила роман «Будденброки» Нобелевской премией. Манн полагал, что это – признание всего, что им было написано к этому времени. В 1933 году Томас Манн вынужденно покинул Германию. Эмиграция в Швейцарию совпала с выходом в свет первой части тетралогии «Иосиф и его братья», а в 1934 году увидела свет и вторая часть этого монументального романа. В этом же году писатель совершил свою первую поездку в США.
В 1936 году он начал работать над романом «Лотта в Веймаре» (1939), поставив перед собой цель «изобразить Гете во плоти». Сюжет романа основан на встрече через сорок с лишним лет в Веймаре Гёте и Лотты, героини романа «Вертер», которая приехала в город для того, чтобы вспомнить свои отношения с великим поэтом и понять, правильно ли она поступила, расставшись с ним. Писатель приходит к мысли о том, что между наличием в человеке дара божеского и качественной характеристикой человеческой индивидуальности существует тесная положительная связь: чем больше талант в человеке, тем выше индивидуальность его носителя. Гениальная художственная одаренность Гете во многом обусловливает и его гениальную личность.
Манн всю жизнь активно выражал свою гражданскую позицию, но набиравшие силу фашисты пытались запретить писателю выступать от имени Германии. Однако Манн не побоялся выступить против и заявил во весь голос, что не желает иметь ничего общего с «немецкими чертями». Неприкрытая травля писателя властями Германии нарастала. В декабре 1936 года писатель получил от декана философского факультета Боннского университета извещение о том, что в связи с лишением Манна германского подданства «философский факультет считает себя вынужденным вычеркнуть» писателя из списка почетных докторов. Извещение стало той каплей, которая переполнила чашу, и 1 января 1937 года Манн дал ответ, получивший известность под названием «Переписка с Бонном». Без обиняков Манн заявил, что «национал-социалистическая система» имеет и может иметь только одну-единственную цель – «подготовитьнарод к войне»,превратить его в беспредельно покорную, слепую и фанатически невежественную машину. Свою миссию художника в схватке с этой машиной Манн видел в «сохранении высокого качества немецкой культуры», в том, чтобы выступить «против грязной фальсификации немецкого духа».
В 1938 году Манн переселился в США, в 1941–1952 годы жил в Калифорнии, писал статьи, в которых размышлял о судьбах Германии, пытался найти ответ на вопрос, в чем причины трагедии, постигшей его родину, старался показать истинные ценности немецкой культуры. Особенно важным для понимания творчества прозаика в этот период являются его работы «Проблема свободы» (1939), «Германия и немцы» (1947), «Ницше в свете нашего опыта» (1948). В 1943 году Томас Манн начал работу над своим самым значительным, самым сложным, итоговым произведением – «Доктор Фаустус» (1947).
В обширной статье «История «Доктора Фаустуса». Роман одного романа» (1949) Манн реконструирует этапы работы над одним из сложнейших произведений XX века, не только обращая особое внимание на политическую ситуацию, в которой рождалось произведение, но и восстанавливая культурную среду, влиявшую на формирование замысла. Манн читал мемуары Стравинского, слушал музыку Чайковского, встречался с композитором-модернистом Шенбергом, штудировал книги по музыке, обращался к письмам Лютера и произведениям Шекспира, созерцал картины Дюрера, читал «Молот ведьм», исследования о Ницше. Весь этот огромный культурно-исторический пласт нашел свое отражение в романе на вечный сюжет – о продаже души за дар свободного творчества. У главного героя романа – композитора Адриана Леверкюна – много прототипов, но на первом месте стоит музыкант Гуго Вольф (1860-1903), чья трагическая судьба привлекала писателя своей неординарностью.
«Доктор Фаустус» – это роман о соседстве эстетизма и варварства, о трагедии композитора, предавшего идеалы человечности, добра, отрекшегося, как говорит сам герой, от главной заповеди искусства – «разумно печься о нуждах человека, о том, чтобы людям лучше жилось на земле и средь них установился порядок, что дал бы прекрасным людским творениям вновь почувствовать под собой твердую почву и честно вжиться в людской обиход». Однако в этой книге писатель выходит далеко за рамки проблем искусства, прямо вторгаясь в жизнь, в повседневность фашистской Германии, развязавшей кровопролитную войну. Судьба Леверкюна тесно переплетается с судьбой страны, с судьбой немецкого народа.
На создание романа ушло три года и восемь месяцев, и наконец, «29 января 1947 года, утром, я написал последние строки «Доктора Фаустуса» – ту тихую, проникновенную молитву Цейтблома за друга и отечество, которая уже давно мне слышалась», – записал Манн в 1949 году. Мысли об отечестве, судьбах культуры не покидали писателя. В этом же году он совершил поездку в Германию, выступал на гётевских торжествах, но радость возвращения в Европу омрачилась самоубийством сына Клауса и смертью младшего брата Виктора. К 1950 году Манн потерял и старшего брата Генриха.
1951 год был ознаменован появлением романа «Избранник», написанного на сюжет средневековой легенды «О добром грешнике». За год до смерти Манн закончил первую часть начатого еще в 1910 году романа «Признания авантюриста Феликса Круля» (1954), который завоевал популярность благодаря занимательности сюжета и множеству комедийных ситуаций, а также свойственной писателю глубине социальной и философской проблематики. В 1952 году Манн окончательно вернулся в Европу и последние годы своей жизни провел в Цюрихе, где 12 августа 1955 года окончился его земной путь.
ССЫЛКИ
Все книги автора в Электронной библиотеке
Цитаты и высказывания Томаса Манна
Электронная библиотека Грамотей. Томас Манн
Читать краткие пересказы произведений автора Томаса Манна
Румянцевский музей. Неизвестный Томас Манн
Шолохов Михаил Александрович
- Подробности
- Создано 08.05.2015 14:18
- Обновлено 08.10.2015 11:09
Михаил Александрович Шолохов – русский писатель, удостоенный Нобелевской премии, что поставило его в один ряд с таким писателями, как Бунин, Набоков, Пастернак.
Шолохов родился 11 мая 1905 года на хуторе Кружилин станицы Вешенской Донецкого округа Области Войска Донского (ныне это Шолоховский район Ростовской области). Отец писателя, Александр Михайлович, разночинец, выходец из Рязанской губернии, часто менял профессии: то занимался сельским хозяйством, сеял хлеб на арендованной у казаков земле, то был приказчиком на торговом предприятии, то работал управляющим на мельнице. Александр Михайлович Шолохов, несмотря на то, что кончил только церковноприходскую школу, много читал, был интересным собеседником, сердечным и отзывчивым человеком. Мать будущего писателя, Анастасия Даниловна Черникова, песенница, остроумная рассказчица, в молодости была очень хороша собой. Их сын рос в атмосфере любви и семейного счастья. Когда Миша подрос, родители в 1910 году переехали в станицу Карпинскую, где мальчик пошел в школу. Впоследствии первый учитель Шолохова-младшего тепло вспоминал о своем ученике: «Он был хрупким, но очень живым и любознательным мальчиком... Работа с Мишей доставляла мне полное удовлетворение, так как я видел, что мой труд щедро вознаграждается прекрасными успехами моего прилежного ученика. Вскрывались все новые и новые качества, новые способности Миши: пытливость, острая сообразительность, растущая жажда к знаниям».
В 1912 году Михаил Шолохов поступил в Каргинское начальное училище, а в 1914 году – в подготовительный класс московской гимназии им. Г. Шелапутина. В 1915 году родители перевели Михаила в богучарскую гимназию; затем он учился во вновь открытой Вешенской гимназии (закончил лишь четыре класса). Но память о Каргинском училище и о станице писатель сохранил на всю жизнь. Не случайно свою Ленинскую премию за вторую книгу «Поднятой целины» он отдал на постройку новой средней школы в этой станице.
1918–1922 годы были для Донского края особенно бурными и мятежными. Вспоминая эти годы, Шолохов писал: «С 1920 года служил и мыкался по Донской земле. Гонялся за бандами, властвовавшими на Дону до 1922 года, и банды гонялись за нами. Все шло, как положено. Приходилось бывать в разных переплетах...». Во время одного боя Шолохов попал к махновцам. Допрашивал его сам батька Махно и не расстрелял лишь по молодости лет, пообещав на прощание вздернуть на виселице при повторной встрече.
Годы ранней юности писателя были временем упорной учебы. Он запоем читал Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Чехова, Горького. Плодотворным для будущего писателя было участие в драмкружке станицы Каргинской. Здесь проявилось его незаурядное сценическое дарование. Появление Шолохова на сцене вызывало бурный восторг станичной публики. Нередко Шолохов, не слушая суфлера, сам изменял содержание некоторых пьес.
Жажда учебы, стремление начать серьезно писать заставили Михаила Шолохова в 1922 году переехать в Москву. Он работал грузчиком, каменщиком, счетоводом, делопроизводителем в домоуправлении, упорно занимался самообразованием, встречался с молодыми поэтами и писателями. В 1923 году в московской газете «Юношеская правда» был опубликован первый фельетон Шолохова «Испытание». Вскоре в газете «Молодой ленинец» был опубликован рассказ Шолохова «Родинка», которым начинающий писатель заявил о своей теме и литературе – судьбе донского казачества.
В конце 1923 года Шолохов приехал на Дон в станицу Букановскую, где жила его невеста, учительница Мария Петровна Громославская, в январе 1924 года вместе с молодой женой вернулся в Москву, а через год вернулся в Вешенскую, не прерывая своей тесной связи с Москвой. В 1924 году Шолохов вступил в члены Российской ассоциации пролетарских писателей.
В 1926 году вышло одновременно два сборника молодого писателя – «Донские рассказы» и «Лазоревая степь». В центре внимания автора – люди, разделенные революцией и гражданской войной. В рассказе «Родинка» отец и сын Кошевые оказались по разные стороны баррикад, и в бою старый атаман убил молодого командира. Снимая сапоги с убитого, он увидел у юноши родинку, точно такую же, как у него самого. Атаман узнал собственного сына и застрелился. Шолохов пишет не только о жестокости, подчас бессмысленной, коверкающей человеческие души, но и о том, что жизнь продолжается. В рассказе «Продкомиссар» комсомолец, жертвуя собой, спасает маленького мальчика. В рассказе «Чужая кровь» чета стариков, чей погибший сын был белогвардейцем, выхаживая раненого красноармейца, привязались к нему, как к родному.
В должной мере оценил талант начинающего автора А. Серафимович, который написал: «Дон, степь, казачество, его история, его быт, его психология, вся эта громадина неохватимо надвинулась со всех сторон и кровно связалась с психологией, с чувством самого писателя». Шолохов ввел в литературу казачье просторечье, фразеологические обороты и отдельные слова, свойственные говору донских казаков. Он проявил себя и как истинный художник слова: «щеки, вспаханные морщинами», «дышло Большой Медведицы», «прижухлый хутор». У Шолохова – зрелого мастера – есть фраза, ставшая крылатой: «Слово нужно не для раскраски, а для точности, правды. Только – для этого, а все остальное игра, пусть даже самая искусная».
В 1926 году Шолохов начал работу над «Тихим Доном». Годом раньше писатель приступил к работе над романом «Донщина», описывающим поход генерала Корнилова. В процессе работы Шолохов понял, что без предыстории казачества «не под силу» создать правдивую летопись времени, поэтому он остановил работу над «Донщиной». В 1927 году первая книга «Тихого Дона» вышла в свет. Через год – вторая, основу которой составили «корниловские» главы «Донщины». Чтобы в 1932 году была опубликована третья часть, потребовалось вмешательство Сталина. Окончание романа вышло из печати в 1940 году. Таким образом, Шолохов работал над «Тихим Доном» пятнадцать лет, начал работу над эпопеей, когда ему было двадцать лет, а закончил в тридцать пять, когда он был уже в зените славы. «Тихий Дон» стал выдающимся литературным явлением.
Роман-эпопея посвящен судьбам русского казачества в период Первой мировой войны. В нем широкая панорама народной жизни органично соединена с глубоким, философским осмыслением сути происходящих политических событий. Шолохов выступил и как бытописатель, и как тонкий знаток человеческих душ, самых сложных душевных состояний. Хронологические рамки в романе четко определены: май 1912–март 1922 гг. Это десятилетие делится на две равные половины октябрем 1917 года: до революции и после революции. Соответственно строится композиция книги. Первая часть посвящена мирной жизни казаков до Первой мировой войны, и самой войне. Мирная жизнь оказывается расколотой войной. Все описываемые события рассматриваются автором в сравнении: как было раньше и что стало теперь.
Особое очарование художественному произведению придаёт философская глубина романа и его связь с традициями народного творчества. Пословицы, поговорки, песни передают настроение, переживания героев и открывают глубины контекста. Изобразительная манера Шолохова заставляет воспринимать художественное пространство романа сразу в двух аспектах: война казаков в чужих краях и ожидание их в родном доме.
Ключевым образом-символом романа является сам тихий Дон. Образ «мутнёхонька» Дона приобретает символическое значение и открывает в каждой книге новую грань восприятия мира. «Муть» Дона ассоциируется с нарушением привычного мирного уклада жизни и воспринимается как «смутность» в мыслях, как «смута» времени.
Вторая часть эпопеи повествует о событиях братоубийственной войны после революции. Шолохов, показывая разных людей, предлагает задуматься о выборе человека в это смутное время. Трагедия состоит в том, что правда одна, и она не делится на белых и красных.
Третья книга эпопеи повествует о событиях Верхнедонского восстания 1919 года. Каждый из героев борется за жизнь для себя и своих близких. Только время каждый раз поворачивает героев будто в другую сторону, и оказывается, что они переступили черту, за которую человеку нельзя заходить. Жестокость всегда вызывает желание мстить, смерть вызывает другую смерть. Беды Верхнедонского восстания были связаны с протестом казачества против разрушения самой жизни, которая складывалась веками и передавалась по наследству от поколения к поколению. Так главной темой романа–эпопеи «Тихий Дон» стала «судьба народная».
В 1930 году Шолохов погрузился в работу над новым романом – о коллективизации, «Поднятая целина». Этот роман был для него социальным заказом для оправдания жестокости коллективизации, направленной на уничтожение русской деревни. Впоследствии М. Шолохов так говорил о создании этого произведения: «Я писал «Поднятую целину» по горячим следам, в 1930 году, когда еще были свежи воспоминания о событиях, происшедших в деревне и коренным образом перевернувших ее: ликвидация кулачества как класса, сплошная коллективизация, массовое движение крестьянства в колхозы». О перестройке жизни деревни в 20–30-е годы писали многие: Ф. Панферов («Бруски»), А. Караваева («Двор», «Лесозавод»), А. Твардовский («Страна Муравия»).
В августе–сентябре 1934 года Михаил Шолохов принял активное участие в работе Первого Всесоюзного съезда советских писателей. Вместе с Горьким и другими известными писателями он избирался в президиум съезда, а затем – в состав первого правления и в президиум Союза советских писателей. В 1934–1935 годах он выехал за границу, посетил Швецию, Данию, Англию, Францию, где встречался с зарубежными деятелями культуры, выступал с докладами о советской литературе.
Во время войны Шолохов был военным корреспондентом газет «Правда» и «Красная звезда», принимал участие в боях под Смоленском, Ростовом. В первые годы войны писатель все внимание отдавал публицистике: писал очерки «На Дону», «На Смоленском направлении», «В казачьих колхозах» и др.
Особое место среди произведений Шолохова, написанных в годы войны, занимает рассказ «Наука ненависти», опубликованный в «Правде» 22 июня 1942 года. По форме это рассказ в рассказе. Лейтенант Виктор Герасимов повествует о пережитом. Его стойкость сравнивается с искалеченным дубом: «На войне деревья, как и люди, имеют каждое свою судьбу. Рваная, зияющая пробоина иссушила полдерева, но вторая половина, пригнутая разрывом к воде, весною дивно ожила и покрылась свежей листвой. И до сегодняшнего дня, наверное, нижние ветви искалеченного дуба купаются в текучей воде, а верхние – все еще жадно протягивают солнцу точеные тугие листья... Я впервые заметил, что у этого тридцатидвухлетнего лейтенанта, надломленного пережитыми лишениями, но все еще сильного и крепкого, как дуб, ослепительно белые от седины виски». Белые виски – символическая деталь, свидетельствующая не только о страдании, но и о приобретенной мудрости: «И воевать научились по-настоящему, и ненавидеть, и любить».
Рассказ «Наука ненависти» стал ступенью к созданию романа «Они сражались за Родину», работу над которым писатель начал в 1943 году. С первых страниц романа перед читателем проходит вереница первых, тяжелых событий войны: батальные сцены переплетаются с картинками простого военного быта. Всех героев, от полковника до рядового, объединяет одно: они – защитники Отечества. В послевоенные годы Шолохов вернулся к работе над романом, однако так и не завершил ее.
Романы «Тихий Дон», «Поднятая целина» и неоконченный «Они сражались за Родину» воспринимаются как своеобразная трилогия. Она посвящена этапам истории и выбору, который стоит перед народом, перед каждым человеком. Произведения объединяет главный герой – Россия, Земля, ибо без них русскому человеку, донскому казаку «никак нельзя».
Тему Великой Отечественной войны продолжил рассказ «Судьба человека» (1956). Содержанием произведения становится попытка человека отстоять свою сущность, свое право на жизнь в годы тяжелых лишений. Здесь присутствует излюбленный композиционный приём писателя – рассказ в рассказе, позволяющий соединить частное с общим. Рассказ от первого лица создает впечатление достоверности, документальной точности. Это позволяет отобразить огромную по масштабу пережитого биографию конкретной личности, выразив в ней многострадальную судьбу всего русского народа. После гражданской войны у Андрея Соколова «родни – хоть шаром покати, нигде, никого, ни одной души». Он женился, появились дети: сын и две дочери, построил дом. Потом наступила война, которая отняла все. После этой войны у него снова никого не осталось. Встретив сироту Ванюшку, он его усыновил, и жизнь продолжилась. Используя стилевые фольклорные обороты в речи героя («хлебнул горюшка», «похоронил в чужой земле», «провожая в далекий путь»), автор создает народный характер русского былинного богатыря, чья недюжинная сила – в духовной мощи.
С конца 1970-х годов Шолохов уже почти не покидал своего дома на станице Вешенской. Писатель скончался 21 февраля 1984 года. Похоронен у своего дома, на крутом берегу Дона.
ССЫЛКИ
Шолохов Михаил Александрович на Википедии
Михаил Александрович Шолохов – биография
Большая советская энциклопедия. Шолохов
Государственный музей-заповедник М. А. Шолохова
Экранизации по произведениям М. А. Шолохова
Данте Алигьери
- Подробности
- Создано 07.05.2015 09:18
- Обновлено 08.10.2015 10:46
Италия XIII века представляла собой поле постоянных распрей и битв. Страна была раздроблена, шла яростная борьба между гвельфами и гибеллинами. Флоренция, родина Данте, причисляла себя к гвельфам. Все, кто уходил из-под власти императоров Священной Римской империи, предпочитая протекторат папы, а также королей и принцев французской крови, становились гвельфами. Гибеллинами же становились феодалы и городские патриции, а также целые города, как Пиза, торговавшие с Востоком и конкурирующие с Флоренцией. Еретические движения, ненавидящие папу, стали союзниками гибеллинов.
4 сентября 1260 года гибеллины наголову разбили вооруженные силы гвельфов. Изменник-флорентиец Бокка дель Абати отрубил руку своему знаменосцу, и флорентийцы бежали. Реку, багровую от крови флорентийцев, люди помнили потом многие десятилетия.
Данте в детстве слышал много рассказов об этом коварном предательстве и о кровавой реке. Потом в «Божественной комедии» он поместит предателя в самые глубокие бездны ада: поэт задевает ногой вмерзшую в лед голову (в ледяной могиле на вечные муки осужден изменник дель Абати).
Данте родился в мае 1265 года во Флоренции, которая в это время находилась под папским интердиктом (отлучение от церкви). В городе не звонил ни один колокол.
Данте с детства гордился тем, что он произошел из рода Элизеев, основателей Флоренции. Предок, крестоносец Каччагвида сражался с сарацинами под знаменами императора Конрада. Данте считал, что именно от него он унаследовал воинственность и непримиримость. Каччагвида, прапрадед Данте, участвовал в крестовом походе Конрада III (1147–1149), был посвящён им в рыцари и погиб в бою с мусульманами. Каччагвида был женат на даме из ломбардской семьи Альдигьери да Фонтана. Имя «Альдигьери» трансформировалось в «Алигьери» – так был назван один из сыновей Каччагвиды. Сын этого Алигьери, Беллинчоне, дед Данте, изгонявшийся из Флоренции во время борьбы гвельфов и гибеллинов, вернулся в родной город в 1266 году, после поражения Манфреда Сицилийского при Беневенто. Алигьери II, отец Данте, видимо, не принимал участия в политической борьбе и оставался во Флоренции.
От рода Боллинчоне, фанатичного гвельфа, поэт унаследовал политическую страстность. Отец Данте был юристом и умер, когда Данте было восемнадцать лет. Матери будущий поэт лишился в младенчестве. Образование он получил сначала классическое – во Флоренции, потом в Болонье в университете изучал высшие науки – этику Аристотеля, риторику Цицерона, поэтику Горация и Вергилия и языки.
В одиннадцать лет его обручили с шестилетней Джеммой Донати. Он женился на ней только уже после смерти Беатриче – знаменитой возлюбленной поэта.
Беатриче («дающая блаженство») – была ли она на самом деле или это поэтический вымысел? Биографы Данте разыскали в архивах Флоренции сведения о том, что жил тогда во Флоренции богатый банкир Фолько Портинари и была у него дочь, которую и воспел Данте. Она умерла в 1290 году. Это все, что мы о ней знаем. Сам поэт сообщает только то, что впервые ее увидел, когда девочке было девять лет. Она была моложе его на несколько месяцев. Зато Данте много говорит о своих чувствах: «в самой сокровенной глубине сердца» родилась в нем любовь к девочке. Она была одета «в благороднейший кроваво-красный цвет, скромный и благопристойный, украшенная и опоясанная так, как подобало юному ее возрасту». «Владыка любви – Амор» завладел сердцем мальчика. «Часто он приказывал мне отправляться на поиски этого юного ангела; и в отроческие годы я уходил, чтобы лицезреть ее. И я видел ее, столь благородную и достойную хвалы во всех делах, что, конечно, о ней можно было сказать словами Гомера: «Она казалась дочерью не смертного, но бога».
Это была тайная жизнь души мальчика, она заставляла его уходить в себя, жить своим внутренним миром – все это развивало в нем поэтический талант.
Любовь Данте к Беатриче через девять лет примет почти космический масштаб. Он увидит в ней Божий промысел и будет находить особый смысл в цифрах, окружающих их встречу: «Число три является корнем девяти, так что без помощи иного числа оно производит девять; ибо очевидно, что трижды тридевять. Таким образом, если три способно творить девять, а творец чудес в самом себе – Троица, т.е. Отец, Сын и Дух Святой – три в одном, то следует заключить, что эту даму (Беатриче) сопровождало число девять, дабы все уразумели, что она сама – девять, то есть чудо, и что корень этого чуда единственно чудотворная Троица».
Эти учено-схоластические рассуждения отражали дух того времени, но они и достаточно смелы – ведь поэт сравнивали простую смертную с божественной Троицей.
Через девять лет Данте увидел Беатриче, «облаченную в одежды ослепительно белого цвета». «Проходя, она обратила очи в ту сторону, где я пребывал в смущении... она столь доброжелательно приветствовала меня, что мне казалось – я вижу все грани блаженства... когда я услышал ее сладостное приветствие... я преисполнился такой радостью, что, как опьяненный, удалился от людей, уединяясь в одной из моих комнат...»
В этом возрасте у поэта начались настоящие муки любви. Все видели, что он влюблен. Скрыть это было невозможно, день и ночь он думал о возлюбленной. Выход это чувство нашло в поэзии.
Все в памяти смущенной умирает –
Я вижу вас в сиянии зари,
И в этот миг мне бог любви вещает:
«Беги отсель иль в пламени сгори!»
Лицо мое цвет сердца отражает.
Ищу опоры, потрясен внутри;
И опьяненье трепет порождает,
Мне камни, кажется, кричат: «Умри!»
И чья душа в бесчувствии застыла,
Тот не поймет подавленный мой крик.
Таких пронзительных сонетов о своей любви Данте напишет немало. Его любовь переживет Беатриче. Некоторые источники сообщают, что Беатриче вышла замуж за банкира. Но любовь поэта от этого не уменьшилась. Наоборот, она вдохновляла его на новые прекрасные сонеты. Беатриче умерла в 1290 году – для Данте ее смерть стала равносильна космической катастрофе. Поэт проплакал год после смерти Беатриче. Все свои чувства он излил в книге «Новая жизнь». После смерти Беатриче современники не видели поэта улыбающимся. Поэт так и не окончил университет в Болонье, причинами тому могли быть и ситуация в семье, и любовь к Беатриче.
В дальнейшем жизнь Данте складывалась драматично. Гвельфы, к которым относилась семья поэта, поделились на белых и черных: белые встали в оппозицию к Папе и невольно сблизились с гибеллинами, а черные были сторонниками Папы и сблизились с неаполитанским королем. Над Флоренцией появился огненный пост кометы, напоминавший крест. Все посчитали это предзнаменованием войн, несчастий, разорения.
Белые проиграли политическую борьбу – а Данте относился к белым, – Папа Бонифаций VIII поставил целью подчинить себе Италию и склонить перед престолом императоров и королей. Данте назовет его «князем новых фарисеев» и бросит в нижние бездны ада.
В 1295 году Данте вошел в гильдию, членство в которой открывало дорогу в политику. Это было время обострения борьбы между императором и Папой, так что город был снова разделен на две противоборствующие группировки – «черные» во главе с Корсо Донати и «белые», к которым принадлежал Данте. «Белые» одержали победу и изгнали противников из города.
В 1300 году Данте участвовал в почетном посольстве в Сан-Джиминьяно. В том же году он был избран в городской совет, где во всем блеске проявился ораторский дар поэта. Данте становился все большим противником Папы, участвовал в антипапских коалициях. К тому времени «черные» активировали свою деятельность, ворвались в город и устроили погром своим политическим противникам. Данте несколько раз вызывали в городской совет, однако он отказывался идти. 10 марта 1302 года Данте и ещё 14 «белых» были заочно приговорены к смертной казни. Данте обвинили в хищении, незаконных доходах и сопротивлении Папе и Карлу. Городской герольд под звуки серебряных труб перед домом Данте провозгласил, что оный Алигьери приговаривается к изгнанию и конфискации имущества. А если вернется, то «пусть его жгут огнем, пока не умрет». Чтобы спастись, поэту пришлось покинуть родной город. Его жена Джемма осталась одна с тремя детьми на руках. Данте уже никогда больше не вернулся во Флоренцию. Сначала он принимал непосредственное участие в подготовке военного реванша, но – тщетно. Его постигло разочарование в политике. «Ты станешь сам себе партией», – решил Данте, но друзья обвинили его в предательстве, и он стал для всех чужаком.
Двадцатилетняя жизнь в изгнании далась поэту тяжело.
...как горестен устам
Чужой ломоть, как трудно на чужбине
Сходить и восходить по ступеням.
В 1303 году поэт переехал в Верону, потом странствовал по северу Италии, затем жил в Париже, где служил бакалавром Парижского университета. Он писал трактаты: «Пир», «О народном красноречии», «Монархия». А самое главное, в эти годы он создал произведение, которое прославило его имя в веках, – знаменитую «Божественную комедию». Значи¬тельную часть этого труда Данте писал в горном бенедиктинском монастыре. Потом снова жил в Вероне, а свой земной путь поэт завершил в Равенне, где правитель Равенны возложил на голову Данте лавровый венок.
Умер Данте от малярии в ночь с 13 на 14 сентября 1321 года. Похоронен в греческом мраморном саркофаге, сохранившемся с античных времен. Через сто пятьдесят лет архитектор Ломбардо построил над ним мавзолей, который и теперь возвышается в Равенне. К нему не зарастает народная тропа: приезжают люди со всего мира, чтобы почтить память создателя «Божественной комедии».
ССЫЛКИ
Литературный глоссарий. Данте Алигьери
Лучшие сонеты известного итальянского поэта
Данте Алигьери. «Божественная комедия»
Барри Джеймс Мэтью
- Подробности
- Создано 05.05.2015 13:45
- Обновлено 08.10.2015 10:40
Сколько людей знакомы с Питером Пэном? Сотни тысяч? Миллионы? Никак не меньше. С тех пор, как в 1904 году в Лондоне впервые поставили пьесу Джеймса Барри о мальчике, который никогда не станет взрослым, друзей Питера Пэна становится все больше.
Естественно, прежде чем придумать своего героя, писателю нужно было родиться, что и произошло в 1860 году в захолустной шотландской деревушке – ее Барри потом не раз опишет в своих произведениях. Мальчик был девятым ребёнком в семье ткача. Его мать была великой мастерицей рассказывать местные сказки и предания. А сам Барри пробовал сочинять уже в школе (например, большущий роман в трех частях). С твердым намерением стать писателем он поступил в Эдинбургский университет. После окончания учебы Джеймса Барри ожидала работа журналиста.
Статьи, коротенькие рассказы стали его основным занятием. Успех пришел к нему довольно скоро. Произошло это в Лондоне, где появились очерки Барри с описанием его родных мест (что, впрочем, не всегда радовало его земляков – автор был остер на язык).
За несколько лет Барри стал одним из самых известных писателей, а затем и драматургов (одну из пьес он написал в содружестве со знаменитым автором Шерлока Холмса – Артуром Конан Дойлем).
В 1894 году Барри женился на молодой актрисе Мэри Энселл, игравшей в одной из его пьес, но брак распался в 1909 году. Детей у четы Барри не было. И вот однажды, гуляя со своим сенбернаром Портосом в Кенсингтонском саду, писатель познакомился с тремя мальчуганами, младший из которых ещё лежал в коляске, и с их няней. Потом он случайно оказался на званом обеде рядом с их матерью Сильвией Дэвис, прекраснейшей дамой на свете. Так началась дружба с семейством Ллевелин Дэвис, без которой не было бы главных книг писателя. Дэвисы жили рядом и, гуляя с детьми, Барри рассказывал им о необычных обитателях Кенсингтонского сада: о птицах, старом мудром вороне Соломоне, странном мальчике, который улетел от своих родителей, поселился в садах, дружил с феями и эльфами, играл им на свирели и ни за что на свете не хотел становиться взрослым. Эти рассказы сначала вошли в роман «Белая птичка» (1902), а потом издавались отдельно под названием «Питер Пэн в Кенсингтонских садах» (1906). Там же, в Кенсингтонском парке, через много лет писатель поставил памятник Питеру Пэну – своему самому чудесному созданию.
Повесть же «Питер Пэн в Кенсингтонском саду» была издана через два года после пьесы (1906), а еще через пять лет вышла книга «Питер Пэн и Венди» (1911).
Как все же появились эти замечательные книги? Сам Барри считал «виновниками» пятерых мальчиков, которых он вырастил (родители их умерли). «Я никогда не сомневался в том, что я создал «Питера», просто изо всех сил потерев вас пятерых друг о друга – точь-в-точь как дикари добывают огонь с помощью палочек. Вот что он такое – искра, которую я извлек из вас...»
Что ж, автору виднее.
Барри удостоился многих почестей: в 1913 году был произведён в баронеты, в 1922 – награждён орденом «За заслуги», в 1919-1922 стал редактором Сент-Эндрусского университета, в 1930-1937 – канцлером Эдинбургского университета. С 1928 года был президентом «Общества литераторов».
Умер Барри Джеймс Мэтью в Лондоне 19 июня 1937 года.
ССЫЛКИ
Лаборатория фантастики. Джеймс Барри
Полный список изданий и произведений книги Джеймс Барри «Питер Пэн»
Энциклопедия театра. Барри Джеймс Мэтью
Презентация. Джеймс Мэтью Барри
Гектор Мало
- Подробности
- Создано 05.05.2015 09:43
- Обновлено 08.10.2015 10:44
Гектор Мало (Эктор Анри Мало) – французский писатель XIX века – родился 20 мая 1830 года в местечке Ла-Буй (Франция) в семье нотариуса. Французский романист. Учился в Руане, затем в Париже. Получил высшее юридическое образование, но душа его тянулась к литературе. Начал писать журнальные статьи, очерки, фельетоны. Первую популярность Мало принесла его трилогия «Жертвы любви», состоявшая из книг «Любовники», «Супруги» и «Дети». После он писал фельетоны, которые выходили в популярных тогда журналах «Le Siècle» («Век») и «Le Temps» («Время»).
Потом один за другим появились три романа, которые сразу принесли ему известность, однако журналистику он не оставил. Работал литературным сотрудником «Журнала воспитания и развлечения», выпускавшегося под редакцией Этцеля и Жюля Верна. В редакционную коллегию входили видные ученые, писатели, художники-иллюстраторы, педагоги. Именно здесь, следуя сложившейся в журнале традиции «учить и воспитывать, развлекая», Мало написал свою первую книгу для детей – о приключениях одиннадцатилетнего Ромена Кальбри, который после гибели отца убежал от дяди-ростовщика и прибился к цирковой труппе. Повесть имела большой успех, и Этцель «заказал» автору вторую книгу, которая была бы не только увлекательной, но и познавательной. Вот так увидела свет лучшая повесть Гектора Мало «Без семьи», удостоенная премии Французской академии и переведенная на многие языки. История странствий мальчика-подкидыша Реми, похищенного когда-то у родителей и проданного бродячему актеру и музыканту Виталису, который стал ему другом и наставником, научил его читать, писать, разбирать ноты, петь, ориентироваться по карте. Они вместе зарабатывали себе на хлеб уличными выступлениями, терпели холод и голод, проходили километры пути в непогоду, знакомились с новыми городами. В повествование органично вплетаются сведения географического характера, детали народного быта. Вся жизнь юного героя окутана тайной, что усиливает напряженность сюжета, но после долгих скитаний мальчик наконец находит семью и обретает свое счастье, тепло, любовь. Создавать это произведение Мало пришлось дважды: его рукопись пропала во время осады Парижа в период франко-прусской войны, и он вынужден был по памяти восстанавливать утраченные страницы. Повесть была неоднократно экранизирована. В 1984 г. вышел замечательный одноименный российский фильм режиссера Владимира Бортко, в 2000 г. – французская лента с Пьером Ришаром в роли Виталиса, в 1970-м – полнометражный японский мультфильм.
Третья повесть Мало – «В семье» – рассказывает о доброй и храброй девочке-сироте Перрине, отправившейся в далекое и опасное путешествие, чтобы отыскать родственников. Она стойко переносит все невзгоды и никогда не падает духом.
До сих пор переиздаются эти три произведения Мало, написанные им для детей: «Ромен Кальбри» (1867), «Без семьи» (1878), «В семье» (1893). Повесть «Без семьи» сделалась во Франции классической детской книгой, по которой в школах изучают родной язык. Эти книги Мало стали достоянием европейской литературы, они переведены и на русский язык. Сюжеты увлекательны и мастерски разработаны, интерес читателей разгорается благодаря долгому сохранению тайны: подлинное имя и положение героев вскрываются лишь в конце романов.
Скончался Гектор Мало 17 июля 1907 г. в Фонтене-су-Буа. Пресса называла писателя «Честный Мало» – он был действительно открытым, прямым, честным человеком. Это один из любимых детских писателей, который мастерски выстраивал драматические ситуации, всегда находил яркие краски для всех своих персонажей и сопереживал им. И хотя в книгах Гектора Мало немало грустных эпизодов, читать и перечитывать их очень интересно. Светлые, трогательные, эмоциональные, его романы написаны живо, реалистично и доступно, – на все времена!
ССЫЛКИ
Мало Гектор «Без семьи» слушать аудиокнигу онлайн
Гектор Мало. Три книги для детей
Краткое содержание повести «Без семьи»
Гектор Мало – последние издания книг
«Приключения Ромена Кальбри» читать онлайн
Сабатини Рафаэль
- Подробности
- Создано 26.03.2015 15:34
- Обновлено 08.10.2015 11:02
Англичанка Анна Траффорд и итальянец Винченцо Сабатини были оперными певцами. Познакомились они на гастролях в Маниле, там же и поженились, а через год в старинном итальянском городке Ези, возле Анконы, что на Адриатическом побережье, у супругов родился мальчик, которого при крещении назвали Рафаэлем, что означало «помощь Божья».
После рождения сына они продолжали выступать и, решив, что гастрольная жизнь не для ребёнка, отправили маленького Рафаэля в Англию, к родителям Анны, которые жили в маленькой деревне у Ливерпуля. Уже тогда он пристрастился к книгам и впоследствии говорил, что по-английски начал писать потому, что лучшие рассказы прочитал именно на английском языке.
Вскоре родители Рафаэля завершили артистическую карьеру и стали преподавать пение, открыв в Порту свою первую певческую школу. Дела у них шли весьма успешно, поэтому Рафаэля привезли из Англии и определили в местный лицей, находившийся в ведении монастыря. К итальянскому и английскому языкам, которыми он владел с раннего детства, добавился португальский. Через несколько лет семья Сабатини вернулась в Италию, обосновавшись в Милане, а Рафаэля отправили учиться в Швейцарию, где он, естественно, добавил к числу известных ему языков французский и немецкий – и первые его пробы пера были именно на французском языке, в швейцарской школе. В возрасте 17 лет Рафаэль Сабатини покинул школу, и его отец, сочтя, что свободное владение пятью языками поможет сыну сделать карьеру коммерсанта, отправил его в Англию. Серьезное знание языков позволило Рафаэлю получить место переводчика в компании, специализировавшейся на импорте бразильского кофе. Работа не требовала особых усилий и давала возможность заниматься литературой. Молодой человек писал рассказы, которые публиковались на страницах газет, и работал над своим первым романом «Любовники Ивонны». А после выхода в свет второй книги – «Рыцарь таверны» – Сабатини навсегда оставил кофейный бизнес и сделал сочинительство своей профессией. В том же году (1905) он женился на дочери преуспевающего ливерпульского коммерсанта и переехал в Лондон.
Признание пришло к молодому писателю не сразу. Его книги печатали мало и неохотно. Даже роман «Скарамуш», принесший Сабатини всемирную известность, долго и безнадежно странствовал по столам многочисленных издателей. Случилось это отчасти потому, что Рафаэль, по свидетельству одного из современников, совершенно не умел «проталкивать» свои произведения.
В годы Первой мировой войны Сабатини стал английским подданным и работал на британскую разведку в качестве переводчика. К 1921 году литературный стаж Рафаэля Сабатини насчитывал уже четверть века, но именно тогда к писателю пришёл успех – с выходом в Англии, а позже в США, романа «Скарамуш», повествующем о времени Великой Французской революции. Книга стала международным бестселлером. Ещё больший успех сопутствовал его роману «Одиссея капитана Блада». А в 1935 году «Одиссея капитана Блада» была перенесена на экран выдающимся американским режиссёром Майклом Кертицем. Когда после выхода в свет «Одиссеи капитана Блада», на Сабатини обрушилась слава, он даже испугался. Может ли, спрашивал он себя, человек быть настолько удачлив? И как долго будет длиться это абсолютное счастье? Ведь у Сабатини к тому времени было все: милая жена, маленький сын, уютный дом на берегу реки и возможность заниматься любимыми делами – кататься на горных лыжах, удить рыбу и, главное, сочинять исторические романы. Писателю показалось, что вся эта идиллия случайна и Фортуна скоро отберет незаслуженно полученный подарок.
Дурные предчувствия Сабатини оправдались. В автокатастрофе погиб его единственный сын Рафаэль-Анджело, а налоговая служба, решив, что писателем были скрыты какие-то доходы, потребовала уплаты громадного штрафа: несколько десятков тысяч фунтов стерлингов. Сабатини впал в депрессию, а ещё через несколько лет они с женой развелись. Однако постепенно жизнь выправилась, писатель купил в тихом местечке на границе Англии и Уэльса дом с прудом, чтобы заниматься любимой рыбалкой, где он и намеревался прожить остаток жизни. Но в 1935 году Сабатини вновь женился. Вместе с женой он каждый январь, за исключением военных лет, отправлялся кататься на лыжах в Швейцарию, в Адельбоден.
Однако все это почти не повлияло на творчество писателя. Он по-прежнему сочинял примерно по одному роману в год, так же скрупулезно изучал эпоху, в которой предстояло сражаться с судьбой его благородным и непобедимым героям. Недаром критики замечали, что даже обычный женский портрет становился у Сабатини «историческим документом, представляющим немалую художественную ценность».
Сам Сабатини делил исторические романы на три основных типа. К первому он относил те, в которых говорится о реальных личностях и событиях. Ко второму причислял сочинения, где герои выдуманные соседствуют с существовавшими в действительности. К третьему же – те, в которых есть и персонажи, и события, рожденные исключительно авторским воображением. Отстаивая свое право на вымысел, Сабатини утверждал, что историки, сами того не подозревая, часто опираются в своих заключениях на легенды или на весьма сомнительные свидетельства современников.
Книги Сабатини «Морской ястреб», «Скарамуш», романы о капитане Бладе и особенно бестселлер «Пасынок Фортуны» – издавались неслыханными тиражами. Поклонники называли писателя новым Дюма, недруги жонглером и трюкачом. Литературоведы обвиняли его в вычурности языка и требовали реализма, а историки жаждали «больше сносок». В результате имя писателя не попало ни в знаменитую Британскую энциклопедию, ни в двадцатичетырехтомный «Лессико универсале итальяно», в котором, к слову сказать, удостоились чести быть упомянутыми шесть других никому не ведомых Сабатини.
В годы Второй мировой войны у Сабатини начались проблемы со здоровьем, писать он стал меньше; его последний роман «Игрок» увидел свет в 1949 году. А последняя книга писателя, сборник рассказов «Turbulent Tales», вышла в 1950 году. Зимой 1950 года Сабатини, хотя и тяжело больной, отправился, как всегда, в Швейцарию. Но почти все время он проводил в постели, едва в силах держать перо. И 13 февраля 1950 года прекрасного романиста, написавшего около пятидесяти книг и множество рассказов, не стало.
Похоронен Рафаэль Сабатини в так полюбившемся ему Адельбодене.
ССЫЛКИ
Рафаэль Сабатини. Произведения автора
Фильмы по произведениям Рафаэля Сабатини
ЛитМир – Электронная библиотека
Фонвизин Денис Иванович
- Подробности
- Создано 26.03.2015 09:25
- Обновлено 08.10.2015 11:07
В длинном ряду русских писателей, имевших особый дар видеть и передавать всё нелепое в жизни, первым по времени был Денис Иванович Фонвизин. И читатели до сих пор чувствуют всю меру его остроумия, продолжая повторять выражения: «Всё то вздор, чего не знает Митрофанушка», «Не хочу учиться, хочу жениться» и др. Но не так просто увидеть, что фонвизинские остроты рождены не весёлым нравом, а глубочайшей печалью из-за несовершенства человека и общества. Он был воспитан в убеждении, что дворянство, к которому сам он принадлежал, должно быть образованным, гуманным, непрестанно радеть об интересах отечества, а царская власть – выдвигать для общей пользы достойных дворян невысокие должности. Но среди дворян видел он жестоких невежд, управлявших государством по своей прихоти.
Род Фонвизиных немецкого происхождения. Фамилию Фонвизина долго писали на немецкий манер: «Фон Визин», а при жизни иногда даже «фон Визен». Нынешнюю форму одним из первых употребил Пушкин с таким комментарием: «Он русский, из перерусских русский». Окончательно написание «Фонвизин» утвердилось только после 1917 года.
Третьего апреля 1745 года у Ивана Андреевича Фонвизина родился сын, которого назвали Денисом. Иван Андреевич служил в то время в Московском драгунском эскадроне в чине капитана. Потом он оставил военную службу, дослужившись до чина майора, и получил должность члена ревизион-коллегии, проверявшей действия разных казенных учреждений. Он был человек прямой, правдивый и честный. Служба в ревизион-коллегии считалась доходным местом. Жалобщики и обвиняемые давали взятки всем, от кого зависело решение их дел. Но подкупить Ивана Андреевича не удавалось.
Фонвизины принадлежали к небогатому, но довольно старому дворянскому роду. Один из их предков, Денис Петрович Фонвизин, еще в 1610–1611 годах храбро сражался против польского королевича Владислава, пытавшегося стать русским государем после царя Василия Шуйского. В семье Фонвизиных бережно хранился пожелтевший от времени замысловато написанный лист: грамота, данная царем Михаилом Федоровичем Денису Петровичу Фонвизину. Иван Андреевич назвал новорожденного сына Денисом, должно быть, в честь этого предка.
У Ивана Андреевича было небольшое поместье Денежниково, пожалованное еще в XVII веке его предку, Денису Петровичу Фонвизину, и находившееся тогда в Коломенском уезде, Московской губернии. Семья Ивана Андреевича, как и другие помещичьи семьи, даже проводя большую часть года в Москве, наверно нередко уезжала на летние месяцы из города. Это был одноэтажный деревянный барский дом с двором, на котором находились хозяйственные постройки, и с садом. Здесь прошло детство и отрочество Дениса Фонвизина. А потом, когда он был уже юношей, его родители приобрели второй дом, на Никитской улице, вблизи Моховой.
В доме Фонвизиных не было роскоши, хотя, по обычаю того времени, они имели немало крепостной прислуги – дворовых людей. Со слугами родители Дениса Фонвизина, в отличие от многих других дворян, обращались хорошо. В доме Фонвизиных слуг не били. «Отец мой был характера вспыльчивого, но не злопамятного. С людьми своими обращался с кротостию», – писал впоследствии Денис Иванович Фонвизин, вспоминая свои детские годы.
Мать мальчика, Екатерина Васильевна, была добра и умна. «Имела разум тонкий и душевными очами видела далеко. Сердце ее было сострадательно и никакой злобы не вмещало», – рассказывал Денис Иванович.
Маленького Дениса Фонвизина стали обучать грамоте рано – с четырех лет. Его учили читать так, как это обычно делали в то время: по церковнославянским книгам – часослову, и псалтири. Денис Фонвизин рано усвоил грамоту, и впоследствии говорил, что не помнит себя безграмотным.
Отец часто заставлял читать его вслух. Иван Андреевич требовал, чтобы сын читал не торопясь, ясно выговаривая каждое слово, и старался бы понять все прочитанное. Детских книг в то время еще почти не было. Дети не читали, а слушали народные сказки. Эти сказки заменяли в крестьянской среде литературу. Их сочиняли и пересказывали, они переходили из уст в уста. В дворянских семьях их рассказывали детям не только няни, но и другие дворовые люди, а иногда и приезжавшие из деревни крепостные крестьяне.
В знатных, богатых домах к детям приставляли иностранцев-гувернеров, которые и обучали их иностранным языкам и сопровождали во время прогулок. Поэтому дети в таких семьях вырастали, совсем не зная русской жизни, и иногда даже говорили и писали по-русски хуже, чем по-французски. Но Иван Андреевич Фонвизин был не настолько богат, чтобы нанимать иностранных гувернеров для своих детей. Он и сам не знал никакого языка, кроме русского, и своих детей воспитывал просто.
Когда маленький Денис стал подрастать, он мог свободно гулять по московским улицам, а не выезжать на прогулку в карете, как это полагалось в знатных семьях. В Москве русскую жизнь можно было увидеть с разных сторон. Денис Фонвизин был наблюдательным мальчиком и навсегда запомнил многие впечатления, полученные в детстве.
Мальчик научился дома читать и писать. Но его отец, прошедший долгую службу, прекрасно понимал, что миновало то время, когда можно было ограничиваться таким обучением. Теперь, для того чтобы успешно служить и приобрести для этого связи в светском обществе, надо было иметь некоторое образование. Требовалось, чтобы юноша знал французский язык, имел хотя бы элементарные сведения по истории и географии, мог более или менее правильно составлять служебные доклады и другие бумаги.
Иван Андреевич Фонвизин был воспитан по-старинному, но старался чтением пополнить свое недостаточное образование. Его заботила мысль, как обучить своих детей лучше, чем учили в детстве его самого. Это было нелегко сделать по разным причинам. Детей у Ивана Андреевича было много: после рождения Дениса почти через каждые год или два в доме появлялся новый ребенок. Вместе с Денисом подрастали его брат Павел, старательный, понятливый мальчик, и сестра Федосья, или Феня, как ее звали в семье. Это была сообразительная, «острая», как говорили в то время, девочка, которая крепко дружила с Денисом и хотела ни в чем не отставать от братьев.
Не смотря ни на что, образование будущий писатель получил довольно основательное, хотя потом в воспоминаниях и нелестно описывал свою гимназию (при Московском университете). Тем не менее, он заметил, что выучил там европейские языки и латынь, «а паче всего получил вкус к словесным наукам». Ещё в гимназии Фонвизин перевёл с немецкого 183 басни знаменитого в своё время датского писателя Л. Гольберга, к которым затем добавил ещё 42. Много переводил он и позже – переводы составляют большую часть всех его сочинений.
В 1762 году Фонвизин поступил в Московский университет, но вскоре оставил его, переехал в Петербург и поступил на службу. Примерно в то же время по рукам стали ходить его сатирические стихотворения. Из них позднее были напечатаны и дошли до нас два: басня «Лисица-Кознодей» (проповедник) и «Послание к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке». Басня Фонвизина – злая сатира на придворных льстецов. «Послание» – замечательное, довольно необычное для своего времени произведение.
Переехав в Петербург, Фонвизин начал сочинять комедии – жанр, в котором он больше всего прославился. В 1764 году он написал стихотворную комедию «Корион», переделанную из сентиментальной драмы французского писателя Л. Грессе «Сидней». Примерно тогда же написана ранняя редакция «Недоросля», оставшаяся необнародованной. В конце 60-х гг. была создана и имела огромный успех комедия «Бригадир», сыгравшая важную роль в судьбе самого Фонвизина.
Услышав «Бригадира» в авторском исполнении (Фонвизин был замечательным чтецом), писателя заметил граф Никита Иванович Панин. Он был в это время воспитателем наследника престола Павла и старшим членом Коллегии (фактически министром) иностранных дел. Как воспитатель Панин разрабатывал для своего подопечного целую политическую программу – по существу, проект российской конституции. Фонвизин стал личным секретарём Панина. Они подружились настолько, насколько это было возможно между знатным вельможей и его подчинённым.
Молодой писатель попал в центр придворных интриг и вместе с тем самой серьёзной политики. Он принимал непосредственное участие в конституционных замыслах графа. Вместе они создали своеобразное «политическое завещание» Панина – написанное незадолго до его кончины «Рассуждение о непременных государственных законах» (1782). Скорее всего Панину принадлежат основные мысли этого сочинения, а Фонвизину – их оформление. В «Рассуждении», исполненном замечательных по остроумию формулировок, доказывается прежде всего, что государь не имеет права управлять по своему произволу. Без прочных законов, полагает Фонвизин, «головы занимаются одним промышлением средств к обогащению; кто может – грабит, кто не может – крадёт».
Именно такую картину видел Фонвизин в России. Но не лучше оказалась и Франция, где писатель путешествовал в 1777–1778 гг. (отчасти для лечения, отчасти с какими-то поручениями по дипломатической части). Свои безрадостные впечатления он излагал в письмах к сестре и к фельдмаршалу Петру Панину, брату Никиты Ивановича. Вот некоторые выдержки из этих писем, которые Фонвизин собирался даже опубликовать: «Деньги суть первое божество сей земли. Развращение нравов дошло до такой степени, что подлый поступок не наказывается уже и презрением...».
Многое в письмах Фонвизина кажется просто брюзжанием избалованного барина. Но в общем нарисованная им картина страшна именно потому, что верна. Он увидел состояние общества, которое через двенадцать лет разрешилось революцией.
В годы службы у Панина у Фонвизина почти не оставалось времени для занятий литературой. Оно появилось в конце 70-х гг., когда Панин уже болел и находился в необъявленной опале. Фонвизин же в 1781 году окончил лучшее своё произведение – комедию «Недоросль». Неудовольствие каких-то высоких властей на несколько месяцев затянуло её постановку.
В мае 1782 года (после смерти Панина) Фонвизину пришлось уйти в отставку. В октябре того же года наконец состоялась премьера «Недоросля» – самый большой успех в жизни автора. Некоторые восхищённые зрители кидали на сцену полные кошельки – в те времена знак высшего одобрения. Кстати, недорослем назывался дворянин, не вступивший в службу. Если дворянин вообще не служил, то оставался «недорослем» на всю жизнь, но это был случай весьма позорный и потому редчайший. После комедии Фонвизина слово приобрело значение «невежда».
В отставке Фонвизин целиком посвятил себя словесности. Он был членом Российской Академии, которая должна была объединить лучших русских писателей. Академия работала над созданием словаря русского языка, Фонвизин взял на себя составление словаря синонимов, которые он, буквально переводя слово «синоним» с греческого, называл «сословами». Его «Опыт российского сословника» для своего времени был очень серьёзным лингвистическим трудом.
«Опыт» был напечатан в литературном журнале «Собеседник любителей российского слова», издававшемся при Академии. В нём сама Екатерина II публиковала цикл нравоописательных очерков «Были и небылицы». Фонвизин поместил в журнале (без подписи) смелые, даже дерзкие «Вопросы к автору "Былей и небылиц"», а императрица отвечала на них. В ответах раздражение сдерживалось с трудом. Правда, в тот момент царица не знала имени автора вопросов, но вскоре, видимо, узнала.
С тех пор произведения Фонвизина стали одно за другим запрещаться. Сначала не смогла появиться в «Собеседнике» сатирическая «Всеобщая придворная грамматика». И то сказать, многое в ней не пропустила бы самая снисходительная цензура, например: «Что есть число? – Число у двора значит счёт: за сколько подлостей сколько милостей достать можно...». В 1789 году Фонвизин не получил разрешения на издание сатирического журнала «Друг честных людей, или Стародум». Уже подготовленные для него статьи писателя впервые увидели свет лишь в 1831 году. Дважды срывался объявленный выход в свет собрания его сочинений. При жизни удалось напечатать лишь один новый труд – подробную биографию Панина.
Все надежды Фонвизина шли прахом. Из прежних политических замыслов ничего не выходило. Состояние общества со временем становилось только хуже (так, по крайней мере, казалось автору «Недоросля»), а просвещать его запрещённый писатель теперь не мог. Кроме того, на Фонвизина напала страшная болезнь. Произошло кровоизлияние в мозг. Совсем не старый даже по тем временам человек превратился в дряхлую развалину: половина его тела была парализована. Прошло немало времени, пока наступило некоторое облегчение. Фонвизин стал передвигаться, волоча больную ногу, рука начала подниматься, но не вполне. Речь тоже не восстановилась полностью: он мог говорить слова, но с затруднением. Фонвизину в это время было всего сорок. Пережитый удар превратил его в инвалида. В довершение бед к концу жизни писателя от его немалого богатства почти ничего не осталось.
Смолоду Фонвизин был вольнодумцем. Теперь он стал богомолен, но и это не спасало его от отчаяния. Он начал писать воспоминания под заглавием: «Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях», в которых намеревался покаяться в грехах юности. Но о своей внутренней жизни он там почти не пишет, а вновь сбивается на сатиру, зло изображая московскую жизнь начала 60-х гг. XVIII в.
Он сам никогда не вел хозяйства и отдавал свое имение в аренду. Арендатор оказался недобросовестным человеком. Он не выплачивал арендную плату, довел до нищеты крестьян и разорил имение. А оно и так было уже не раз заложено. Приходилось опасаться, что имение продадут за долги с аукциона. Осенью 1792 года Фонвизин, несмотря на болезнь, предпринял поездку. Новый удар мог произойти в любую минуту. Но Фонвизин перенес утомительную дорогу и возвратился в Петербург вместе с двумя молодыми офицерами, с которыми познакомился в пути. Вскоре после возвращения Фонвизин пожелал провести вечер у поэта Г. Р. Державина. Державин смотрел на многое иначе, чем Фонвизин, но одна черта их сближала. Державин тоже не раз задевал влиятельных вельмож и навлекал на себя их гнев. Этот горячий, властный и прямой человек ценил жизнь и умел ей радоваться. Дом его был полной чашей. Хозяин любил принимать и хорошо угощать гостей.
30 ноября Державин пригласил к себе Фонвизина и своего знакомого И. И. Дмитриева. Это был молодой поэт, часто посещавший Державина и очень желавший познакомиться с Фонвизиным. Несмотря на то, что Фонвизин был наполовину скован параличом и говорил с трудом, болезнь не могла вполне сломить его душевные силы. Дмитриев так описал потом эту встречу с Фонвизиным: «Увидев его в первый раз, я вздрогнул и почувствовал всю бедность и тщету человеческую. Он вступил в кабинет Державина, поддерживаемый двумя молодыми офицерами, выпущенными из Шкловского кадетского корпуса и приехавшими с ним из Белоруссии. Уже он не мог владеть одной рукою, равно и одна нога одеревенела: обе поражены были параличом, говорил с крайним усилием и каждое слово произносил голосом охриплым и диким, но большие глаза его быстро сверкали. Первый брошенный на меня взгляд привел меня в смятение».
Фонвизин упомянул, что захватил с собой рукопись комедии «Выбор гувернера». Но он уже не мог прочитать ее сам. Один из офицеров, пришедших с Фонвизиным, стал, по просьбе Державина, читать вслух эту рукопись. Во время чтения Фонвизин не оставался безучастным: он обращал внимание слушателей на некоторые места кивком головы, выражением лица или жестом здоровой руки. Потом он стал говорить о своей поездке и, рассказывая о людях, которых встречал, несколько раз вызывал смех, хотя с трудом выговаривал слова.
В одиннадцать часов Фонвизин уехал домой.
Это был последний вечер в его жизни. Утром 1 декабря Фонвизин скончался.
ССЫЛКИ
Фонвизин Денис Иванович на Википедии
Биография. Денис Иванович Фонвизин
Творческий путь Д.И. Фонвизина
«Недоросль» спектакль 1987 года
«Письма из Франции» Д.И.Фонвизина»
Золя Эмиль
- Подробности
- Создано 24.03.2015 10:34
- Обновлено 08.10.2015 11:10
Эмиль Золя – гордость французов, был французом наполовину. Отец – полугрек-полуитальянец, мать – француженка. Родился будущий писатель в Париже 2 апреля 1840 года в провинциальном французском городке, в семье талантливого инженера-строителя Франческо Золя. Детство и юность провел в провинциальном городке Эксе, где его отец возглавлял строительство водопроводных сетей. Когда Эмилю было шесть лет, отец умер, оставив семью в бедственном положении. Мать, сильная, властная женщина, одинаково ненавидела и местную буржуазию, не принявшую ее, и бедноту, внушавшую ей ужас. Собственно, она и предопределила судьбу писателя и основные мотивы его творчества.
В 1858 году мать и сын переехали на окраину Парижа. Золя учился в провинциальном коледже, где пристрастился к чтению, особенно полюбив романтиков Мюссе и Гюго. В 1862 году он поступил на службу в бюро упаковок крупнейшего издательства «Ашетт». Служба в этом издательстве дала юноше возможность познакомиться с литературной жизнью Парижа, он был представлен прозаикам и искусствоведам братьям Гонкурам и философу Ипполиту Тэну.
Одно время Золя снимал жилье с другом юности художником Полем Сезанном. После окончания лицея он не смог поступить в высшую школу, служил писцом на товарных складах, писал статьи для газет, в том числе по искусству. «Питался» скудно, часто ловил воробьев и жарил их.
В 1864 году вышел сборник рассказов Золя – «Сказки Нинон», а затем ряд романов, тяготеющих к социальной проблематике. «Исповедь Клода», а также пылкая защита живописи Э. Мане в обзоре художественной выставки 1866 года доставили Золя скандальную известность. Роман «Тереза Ракен» исследовал чувство раскаяния, постигшее убийцу и его сообщницу.
После продолжительной дружбы с Александриной Мелей, Эмиль с благословения матери женился на ней. Супруга обладала счастливым даром гасить в писателе его эмоциональные вспышки, чем какое-то время благотворно влияла на его творчество.
Незадолго до франко-прусской войны в газете «Век» появились главы «Карьеры Ругонов», первого романа грандиозной социальной эпопеи – «Ругон-Маккары», имевшей подзаголовок: «Биологическая и общественная история одной семьи в эпоху Второй империи». Золя посвятил эпопее четверть века. Проследив судьбу одной семьи на протяжении четырех-пяти поколений, писатель показал многие стороны французской жизни. И хотя его интересовала в первую очередь наследственность, как биологический фактор развития индивидуума, показ социальных сил все же оказался в его творчестве куда убедительней. Первоначально запланированный проект представить жизнь дворцов и трущоб Франции в десяти книгах, в итоге вылился в двадцать томов.
Отражая в натуралистической манере жизнь Франции середины XIX века, писатель несколько лет самым натуральным образом оставался нищим, пока его в 1872 г. не вывел на русских издателей И.С. Тургенев. Автор «Ругон-Маккаров» не смог сдержать эмоций: «Да будет мне позволено выразить всю мою благодарность великой нации, которая согласилась приютить и усыновить меня в момент, когда ни одна газета в Париже не желала дать места моим писаниям, не прощая мне моей литературной борьбы».
Первые шесть томов ярчайшей социальной критики остались в тени критики литературной. Но после публикации седьмого тома «Западни», писатель проснулся знаменитым. Вместе со славой пришли и деньги, которые Золя тут же употребил на приобретение дома в Медоне, фешенебельном районе Парижа, который обставил с нарочито роскошной помпезностью – не иначе, сказалась наследственность. К нему под крыло потянулись молодые писатели – Ж. К. Гюисманс, Ги де Мопассан. Образовался недолговечный творческий союз – «натуралистическая школа».
Каждый очередной роман эпопеи с нетерпением ожидали и читатели, и критики. Получив его, все заходились либо в восторге, либо в поношении. Писатель показывал все классы общества, у каждого из которых был свой идеал и свои «ценности», подвергаемые в романах бесстрастному анализу и беспощадной критике. Бросив вызов буржуазным вкусам, Золя познал всю горечь издевательства буржуазной прессы. Вынужденный обороняться, он опубликовал несколько теоретических сборников, обосновывающих принцип натурализма: «Экспериментальный роман», «Наши драматурги», «Натурализм в театре», «Кампания», «Литературные документы».
Золя замечательно организовал свой труд. В основном работал дома, отлучаясь из Медона лишь когда ему надо было изучить место действия следующего романа и порыться в архивах или библиотеках.
Романы «Чрево Парижа», «Западня», «Нана», «Жерминаль», «Творчество», «Земля», «Разгром» стали образцами жанра. Завершил эпопею Золя в 1893 году романом «Доктор Паскаль». И тут же приступил к созданию новой серии романов – «Три города» («Лурд», «Рим», «Париж»), в которых оптимизма было больше. Золя вдруг поверил, что общество способно исправить само себя. Эту перемену можно объяснить в духе самого Золя – физиологией.
Брак писателя с Александриной был, увы, бесплодным, что не могло не подействовать на его творческую натуру самым радикальным образом. Он сошелся с молодой швеей Жанной Розера, купил ей дом, а она подарила ему двух детей. Мадам Золя, узнав про то, разнесла в щепки прекрасную мебель супруга. Писатель же после этих встрясок утих и стал излишне сентиментальным. Во всяком случае, критики отметили, что в его новых вещах появилось больше солнца.
Скорее всего, жизнь писателя оставалась бы относительно безоблачной и в последующие годы, и он стал бы членом Французской академии, куда мечтал попасть всю жизнь, но ему помешали собственная дотошность и тщеславие – захотелось стать притчей во языцех. Ею он и стал.
В ноябре 1897 года Золя познакомился с документами, относящимися к делу капитана Генерального штаба, еврея по национальности Альфреда Дрейфуса, обвинённого без достаточных на то оснований в шпионаже в пользу Германии. Несмотря на отсутствие доказательств, суд приговорил Дрейфуса к пожизненной каторге. Досконально разобравшись в обстоятельствах ложного обвинения, писатель опубликовал в газете «Аврора» открытое письмо президенту Французской республики Феликсу Фору – «Я обвиняю», в котором известный писатель резко выступил против тех, кто сфабриковал процесс над невинным человеком. За выступление в защиту человеческого достоинства Золя был привлечён к суду и приговорён к одному году тюремного заключения и денежному штрафу в размере трёх тысяч франков. Ему пришлось покинуть Францию и от греха подальше укатить в Лондон, где он задумал новую серию романов – «Четыре Евангелия».
Борьба вокруг дела Дрейфуса привела к политическому кризису. Вся мыслящая Франция раскололась на два враждующих лагеря: дрейфусаров и антидрейфусаров. Голос писателя был услышан, и дело Дрейфуса пересмотрено. Под давлением общественного мнения Дрейфуса в 1899 году оправдали, и Золя вернулся на родину. Разумеется, таких дел проходило тогда немало, но имя знаменитого писателя сделало знаменитым и само дело. Мужество Золя было высоко оценено современниками.
В ночь на 29 сентября 1902 г. Золя скоропостижно скончался в своей парижской квартире от отравления угарным газом. Обстоятельства смерти остались до конца не выясненными; рассматривалась и версия его гибели от рук политических врагов. На похоронах писателя присутствовало пятьдесят тысяч человек. С речью выступил Анатоль Франс. Толпа скандировала: «Жерминаль! Жерминаль! Жерминаль!». Александрина заявила, что ее гениальный муж имел право на свой особый моральный кодекс, и усыновила его детей. 6 июня 1908 г. прах писателя был перенесен в Пантеон.
ССЫЛКИ:
Большая бесплатная библиотека. Читаем онлайн
Афоризмы, цитаты, высказывания Эмиля Золя
Сочинения по произведениям Золя
Книги Эмиля Золя читать онлайн
Краткие пересказы произведений Эмиля Золя
Андерсен Ханс Кристиан
- Подробности
- Создано 24.03.2015 09:39
- Обновлено 15.02.2023 13:59
Совершенно невозможно поверить, что Андерсен был на самом деле. Да, Оле-Лукойе мог бы сочинить все эти сказки, но просто человек – нет. Просто человек не знает, о чем думает штопальная игла, не слышит, о чем беседуют розовый куст и семейство серых воробьев, он не может разглядеть, какого цвета платье у принцессы эльфов, которую с некоторых пор зовут Дюймовочкой. Ладно, пусть так, пусть это действительно сочинил какой-то необыкновенный человек по имени Андерсен, но тогда, значит, это было ужасно давно, в каком-нибудь особенном месте, которое даже представить трудно, а сам Андерсен белокурый, как эльф... нет! Как принц...
И вдруг – фотография. И везде такое лицо немножечко смешное, нос такой длинный-длинный... Правда, волосы все-таки вьются, но разве этот человек? Да-да, именно этот. Ханс Кристиан и так всю жизнь страдал оттого, что казался сам себе некрасивым. И если вы думаете, что сказки Андерсена родились на бархатных подушках, между кружевных манжет и золотых подсвечников, то вы глубоко ошибаетесь...
В небольшой стране Дании есть маленький остров Фюн, а на нем город Оденсе, который может казаться маленьким или большим, смотря как считать. Теперь в одном небоскребе могут жить шесть тысяч человек, а в 1805 году шесть тысяч жили во всем городе Оденсе, и при этом он был столицей острова Фюн. Отца Ханса Кристиана Андерсена звали Ханс Кристиан Андерсен, и он был бедным сапожником. Он вообще-то вовсе не хотел быть сапожником, он мечтал только о двух радостях – учиться и путешествовать. А так как ни то, ни другое не удалось, он без конца читал и перечитывал сыну сказки под названием «Тысяча и одна ночь» и водил его гулять в окрестности города Оденсе, который, наверное, все-таки был маленьким, если уже через несколько минут можно было выйти в поля.
Ханс Кристиан часто бывал в госпитале для душевнобольных, где лежал его дед. Там же работала и его бабушка. Мальчик с увлечением слушал невероятные истории больных и позднее написал, что его «сделали писателем песни отца и речи безумных».
Маленький Андерсен был очень некрасив и застенчив. Из-за того, что над ним смеялись все дети, он сидел дома либо скрывался у реки, где сочинял и напевал мелодии. Позже многие люди специально приходили послушать «маленького соловья с острова Фюн».
Родители отдали Ханса учиться к вдове перчаточника, но после первой же порки мальчик сбежал от неё. Потом без особого прилежания учился в школе для бедных. Читать и писать он научился только к 10 годам. Старший Ханс Андерсен очень рано умер, но все-таки он успел сделать еще одно великое дело – сходил с сыном в театр, который, представьте себе, был в очень маленьком городе Оденсе. Вот тут-то все и началось! Вы думаете, великий сказочник Андерсен собирался стать сказочником или вообще писателем? Ничего подобного. Он хотел стать актером, и только актером, он хотел петь на сцене, танцевать и декламировать стихи. Причем, все это у него неплохо получалось, и местная знать города Оденсе с любопытством смотрела на худого-худого, ужасно длинного и совсем некрасивого мальчишку, который так звонко пел, а стихи мог читать целыми часами. Но театр театром, а в 12 лет Хансу все же пришлось стать подмастерьем суконной фабрике, откуда, не вытерпев издевательств, он ушел на табачную фабрику.
Андерсен ушел из дома, когда ему было четырнадцать лет. О, как плакала его мама – Анна Мари Андерсдаттер! Она была прачкой, она знала, что вода в реке Оденсе очень холодная и зарабатывать на жизнь трудно. Она знала, как плохо быть бедным и как было бы хорошо, если бы сын выучился на портного и стал, наконец, зарабатывать. Он тоже плакал, но крепко держал в руке узелок с несколькими монетами и праздничным платьем. Она говорила: «Зачем?!» Он отвечал ей: «Чтобы стать знаменитым!» И еще объяснял своей маме, что для этого нужно много-много пережить. Если бы он только знал, как прав был тогда, в четырнадцать лет.
С 13 монетками и несколькими рекомендательными письмами, в новых сапогах, Андерсен приехал в Копенгаген и пошел устраиваться в королевский театр. Он выучил много сцен и стихов наизусть, хорошо пел, но имел такую неактерскую внешность и так дурно был одет, был так смешон и нелеп, что его тут же выставили за дверь. Юноша снял каморку и в ней продолжал разучивать роли и писать пьесы. Три года он обивал пороги у театра, жил впроголодь, пока не опубликовал пьесу «Разбойники в Виссенберге». Его тут же заметили несколько влиятельных лиц, и прежде всего директор столичного театра Й. Коллин. Став Хансу Кристиану со временем вторым отцом, Коллин добился для него ежегодной королевской стипендии и отправил учиться во второй класс латинской гимназии. Там юноша изучал литературу, датский, немецкий и латинский языки; посещал уроки в балетной школе, изредка играл в театре небольшие роли; опубликовал свои первые стихотворения, получившие положительный отзыв критики.
В 1828 г. Андерсен поступил в Копенгагенский университет, по окончании которого отправился в первое путешествие по Германии. Вернувшись домой, жил по-прежнему впроголодь.
Посвятив королю Фредерику цикл стихов о Дании, Ханс Кристиан получил пособие, на которое смог совершить путешествие по Европе. Всего за свою жизнь Андерсен побывал в 29 путешествиях, объездил всю Европу, посетил Северную Африку и Малую Азию. О каждом путешествии он оставил путевые очерки и прекрасные рисунки.
После выхода романа «Импровизатор» о писателе заговорила вся Европа, только не Дания – для ее интеллектуальной элиты он долго еще оставался безграмотным выскочкой, хотя его очерками о путешествиях зачитывались, а на театральной сцене с успехом шли его пьесы. Автор по бедности мог смотреть их только с галерки.
Только в 1835 году Ханс Кристиан, уже тридцатилетний, еще бедный и почти безвестный, написал, наконец, на листе бумаги: «Шел солдат по дороге: раз-два! раз- два! Ранец за спиной, сабля на боку, он шел домой с войны...» Это была сказка «Огниво». И это было начало новой жизни не только для долговязого странного датчанина по фамилии Андерсен, но для всех людей, умеющих читать.
Оказалось, что сказки не надо сочинять. Их надо только разбудить. «У меня масса материала, – писал Андерсен, – иногда мне кажется, будто каждый забор, каждый маленький цветок говорит: «Взгляни на меня, и тебе откроется история всей моей жизни!». И стоит мне так сделать, как у меня готов рассказ о любом из них».
Первый сборник, вышедший в 1835 году, назывался «Сказки, рассказанные детям». Потом появились «Новые сказки», «Истории» (на самом деле – тоже сказки), наконец – «Новые сказки и истории». Они разбежались по свету почти мгновенно, их перевели на разные языки и на русский тоже. Андерсен знал об этом. Он даже получил в подарок свой собственный том на русском языке и ответил первым переводчикам весьма любезным письмом.
Его дебютом как сказочника следует считать 1835 год, когда он работает над первым сборником «Сказки, рассказанные детям» (1841). Писатель с детства знал и любил народную сказку, на этой доброй почве и расцвел его талант. О чем бы он ни рассказывал в своих первых сказках – троллях, феях, русалках и прочих чудесах, он придавал им удивительную правдоподобность, его герои словно переходят из волшебного мира в реальный и наоборот. Таковы его «Огниво», «Принцесса на горошине», «Свинопас», «Маленький Клаус и Большой Клаус» и др. Но автор заимствовал сюжеты не только из датских народных сказок, а и из итальянских, испанских, арабских источников (сказочник много ездил по миру, был в Германии, Италии, Испании, на Балканах, в Северной Африке и Малой Азии). Многие сюжеты были придуманы им самим: «Дюймовочка», «Стойкий оловянный солдатик», «Оле Лукойе», «Русалочка» и т. д. Одна из самых поэтичных и добрых сказок раннего периода Андерсена – «Русалочка», героиня которой беззаветно любит принца и готова на все, чтобы добиться от него ответного чувства. Еще она хочет обрести человеческую душу, но этот путь очень сложен. Морская волшебница дает ей человеческие ноги, самые легкие, самые очаровательные ноги на свете, и Русалочка научилась ходить, восхищая всех своей грациозной походкой. Но никто не знал, какие адские муки причинял ей каждый шаг, за красоту и очарование Русалочка платила пронзающей, как меч, болью, а за свое стремление к земле – тем, что насыщала ее собственной кровью. Но самое большое испытание выпадает на ее долю, когда сёстры-русалки приносят ей нож: только убив принца, она сможет потом вновь вернуться в море, иначе погибнет с первыми лучами солнца. Маленькая Русалочка не может убить любимого. Способность творить добро, жертвовать во имя его победы – в этом главный смысл сказки Андерсена, этому она учит и детей, и взрослых, не случайно писатель поместил перед «Русалочкой» обращение «Ко взрослым». Сказки его вскрывают настоящее в человеке, недаром автор часто употребляет слово «настоящий». Герой его «Огнива» – настоящий солдат, решительный и мужественный; таков и оловянный солдатик, даже принцесса из сказки «Принцесса на горошине» тоже настоящая: её невероятная чувствительность обнаружить горошину под множеством перин – свойственна только изнеженным натурам. Поначалу критики упрекали Андерсена в том, что в его сказках нет привычной назидательности, привычного почтения к королям и принцам, а это как раз и составляет неповторимую черту его произведений: его герои, их поступки открывают перед большими и маленькими читателями мир добра, мир подлинных нравственных ценностей.
С наибольшей силой эта тема раскрывается в сказке «Новое платье короля», в которой король не занимается государственными делами, а только переодевается. Однако великолепие костюмов не может скрыть его подлинную сущность. Примечательно, что истина здесь «глаголет устами ребенка», существа не испорченного, не умеющего лгать и притворяться. Главная мысль в сказке «Свинопас» – вновь сопоставление истинного и искаженного: высокомерная принцесса отвергает настоящую любовь, настоящую прекрасную розу и настоящего живого соловья, но восхищается убогими подделкам, за что и наказана. В сказках Андерсена присутствует социальная проблематика и нередко она очень сильна, как, например, в сказке «Маленький Клаус и Большой Клаус», где разница между героями именно в том, что один беден, а другой богат. Порой не короли и принцы побеждают у него бедняков, а, напротив, простой солдат ловко проводит их («Огниво»), бедная маленькая Дюймовочка отказывается выйти замуж за богатого крота («Дюймовочка»). В сказочные сюжеты Андерсен непринужденно вводит бытовые подробности, порой юмористические: это почетные устрицы на хвосте знатной водоплавающей тётушки Русалочки («Русалочка»), в «Принцессе на горошине» король идет сам отворять ворота, а королева стелет постель принцессе; в «Свинопасе» король сам нанимает свинопаса и ходит по дворцу в стоптанных туфлях. Героиня сказки «Дикие лебеди», тоже принцесса, выполняет работу крестьянки: делает нитки из крапивы и вяжет рубахи. Короли у писателя могут быть и слабыми, и смешными, и чванливыми, и глупыми – он низводит владык до уровня простых людей.
Но вот Андерсен расстается с волшебниками, феями, королевами воображаемых стран, его все больше притягивает окружающий мир, люди из плоти и крови со своими заботами и бедами. Это происходит в 40-е годы – новый и наивысший взлет сказочного творчества. В это время писатель издает «Новые сказки», куда вошли шедевры: «Снежная королева», «Соловей», «Гадкий утенок», «Девочка со спичками» и др. «Нет сказок лучше тех, которые создаёт сама жизнь», – говорил он. Андерсен умел в тусклой обыденности окружающих нас предметов открыть чудесное, найти поэтический смысл в какой-нибудь штопальной игле или старом крахмальном воротничке («Воротничок»). Но, очеловечивая неодушевленные предметы, автор высмеивал человеческие пороки: хвастливость, корысть, суетность. Его собственные произведения ничуть не уступают по образной силе и глубокому философскому содержанию народным сказкам. «Новые сказки» предназначены как для детей, так и для взрослых, в них есть внешняя событийная канва и «подтекстовый», серьезный план. Сказка «Соловей» развивает на более высоком уровне идеи «Свинопаса» – о ценностях подлинных и мнимых. Прослышал китайский император, что в саду у него поет дивная птица соловей, и велел доставить его во дворец. Пение соловья настолько его очаровало, что и он и его придворные простили птичке ее неказистый внешний вид. Но вскоре император Японии прислал в подарок искусственного соловья, певшего всего одну песню, зато усыпанного драгоценными камнями. Настоящего соловья прогнали, а всеобщей любимицей стала заводная игрушка. Не беда, что в искусственном горле звучала одна и та же песня – кому нужно настоящее искусство! Оказалось, нужно. Китайский император заболел, явилась смерть и села ему на грудь. Лишенный всех атрибутов власти, – смерть забрала у него корону и саблю, – всеми покинутый, умирающий император тщетно просит механическую птицу спеть: она не умела петь без завода. По счастью, прилетел настоящий соловей и силой своего чудесного голоса прогнал смерть и вернул императора к жизни. Итак, спасительно и животворно лишь настоящее искусство. Тема животворной силы истинного искусства, противостоящего мертвенной бессмысленности подделок, волновала многих писателей, но никому не удалось разрешить ее так блистательно и столь лаконичным образом, как Хансу Кристиану Андерсену. Тема этой сказки поистине всечеловеческая, она остается актуальной и поныне. «Гадкий утенок» знаменит потому, что он убедительно рисует борьбу «через тернии к звездам», которую пришлось вести когда-то и самому писателю. Главная ее тема - противостояние художника и мира обывателей, который представлен эпизодами из жизни уток, кур и других бессловесных созданий. Для уток пределы мира не распространяются дальше птичьего двора и канавки с лопухами. На птичьем дворе нужно бороться за существование, и утятам предстоит этому научиться. Добрый знак, если утенок хорошо гребет лапками – из него может выйти толк. Маленький убогий домик, где живут хозяйский кот и курица, – это другой, но столь же ограниченный мирок. Здесь важно, умеешь ли ты нести яйца, выгибать спину и пускать искры? Если нет, то не суйся со своим мнением. А плавать по воде и нырять – это вздор. Ни один из обитателей домика никогда не додумался бы до такого. Герои-животные у Андерсена столь же разнообразны, как и люди. Предметы, животные, птицы, растения имеют свою «психологию», она узнаваема читателем, ибо эти герои нужны автору прежде всего для того, чтобы с их помощью рассказать о людях.
Тоненькие книжечки зачитывались до дыр, а критики устраивали грамматический разбор сочинений. Их вообще не устраивал писатель – ни происхождением, ни внешностью, ни чудачествами, ни новаторством в стиле, которое они квалифицировали как безграмотность.
Андерсен прекрасно рассказывал свои истории. Часто он сочинял сказку экспромтом. Как, например, сказку о «Соловье» начал со слов: «В Китае все жители – китайцы и император – китаец», а дальше пошло само собой. Писатель вообще писал очень легко. Даже большие истории рождались всего за одну ночь, редко – за два дня. Но ни одну из них не отдавал в печать, пока не убеждался, что её уже нельзя доработать. Оттого-то каждая его сказка – перл.
Почти сорок лет Андерсен отдал сказкам. Тогда сказки писались не для детей, а для взрослой аудитории. Так писали до него и Ш. Перро, и братья Гримм, и В. Гауф. Детская литература вообще стала детской уже после него, в конце XIX века. Благодаря сказкам писатель стал знаменит. Люди узнавали его на улицах. В Шотландии он забыл в гостинице свою трость. К этой трости прикрепили записку «Датскому писателю Андерсену», и эта трость нашла его.
Во вторую половину своей жизни Андерсен кроме сказок и романов опубликовал поэму «Агасфер» и 30 лет писал художественную автобиографию «Сказка моей жизни».
У писателя не было дома, он жил по гостиницам или у своих друзей. Он так и не завел семью. Романтических историй не имел, хотя биографы поговаривали, что он питал нежные чувства к шведской певице Йенни Линд. Её называли «Шведским соловьём». Это был, скорее всего, невинный восторг перед прекрасным голосом и красотой певицы. Нежные дружеские отношения связывали Андерсена и с Генриеттой Вульф, дочерью адмирала, в доме которого он часто бывал. Горбатая Генриетта стала его наперсницей, которой он первой поверял многие свои сказочные истории.
В Дании писателя приняли только в последние десять лет его жизни. Его назвали Почётным гражданином города Оденсе, дали звание профессора и статского советника. Он был вхож во дворец короля. В последние годы, когда Ханс Кристиан уже болел, король сам навещал его.
У Андерсена был сложный характер. Добрый и покладистый, он иногда был капризен, как ребенок; боялся пожара и что его отравят; любил детей, но и побаивался их. Он был человеком глубоко верующим – не случайно общий тираж его сказок уступает лишь Библии. К его 70-летнему юбилею в Дании поставили памятник.
Писатель умер в полном одиночестве на своей вилле Ролигхед после долгой болезни. Он оставил записку на столе: «Это только кажется, что я умер». В стране был объявлен национальный траур. При отпевании присутствовал король, министры, иностранные послы. Самые известные люди Дании несли его гроб через весь город. Корабли на рейде приспустили флаги. Андерсен прославил страну. Русалочка стала символом Дании и Копенгагена. Главная награда за лучшие детские книги – это Золотая медаль имени Андерсена.
Из 50 томов его сочинений человечество взяло себе сказки. Именно в сказках Андерсен достиг совершенства, и его гений проявился в них благодаря необычайному сочетанию внешних и внутренних обстоятельств: насколько он помнил, сказки окружали его всегда, ещё с бедного детства, однако самый психический склад писателя, его необузданная фантазия делала его сказки более правдоподобными, чем написанные им романы, пьесы, стихи. «Моя жизнь – прекрасная сказка, богатая событиями, благословенная», – такой видел свою судьбу». Андерсен на вершине славы. Они переведены больше, чем на сто языков мира, это высшее счастье, о каком может мечтать любой писатель.
Вот видите: этот человек достиг своего! Он стал всемирно знаменит. Во всех европейских столицах готовы были без конца принимать и чествовать «великого сказочника», а родной город Оденсе объявил сына прачки своим почетным гражданином, и в тот день, когда состоялось это торжество, в городе гремел салют, все дети были освобождены от школьных занятий, а толпа восторженных жителей кричала на площади «ура»! Самые знаменитые люди того времени, писатели и поэты, стали друзьями или хотя бы знакомыми Андерсена. Он объехал весь свет и повидал то, о чем когда-то мечтал его отец...
ССЫЛКИ
10 сказок Андерсена в скульптурах из разных стран
Богушевич Франтишек Казимирович
- Подробности
- Создано 02.03.2015 15:48
- Обновлено 08.10.2015 11:08
Родился Франтишек Казимирович Богушевич 21 марта 1840 года в семье мелкого шляхтича, в фольварке Свираны Виленского уезда Виленской губернии. Детские и юношеские годы его прошли в северо-западной Белоруссии, среди чудесных озёр и нетронутых, суровых в своей первозданной красе лесов и полей. Их невесёлый шум с раннего детства будил мысль о крестьянских невзгодах.
Но пришла пора покинуть отцовский дом и село. Наступил новый, радостный и неспокойный период самостоятельной жизни Франтишка – годы учёбы. В 1852 году он переехал в незнакомый ему Вильно и поступил в русскую губернскую гимназию, которую успешно закончил в 1861 году. К сожалению, ничего не известно об этом раннем периоде жизни поэта. Известно только, что близкий друг Ф. Богушевича по Виленской гимназии Викентий Вишневский, которого официальные власти называли «девятнадцатилетним молодым человеком, полным идей республиканских», и его приятель В. Витковский создали подпольный пропагандистский кружок, члены которого вели революционную работу среди ремесленников города, обучали их грамоте. Более того, новейшие документы о Богушевиче-гимназисте свидетельствуют, что «среди тех, с кем он встречался или дружил, с кем сидел, быть может, за одной партой, было немало известных впоследствии деятелей революционного движения 60-х годов в Белоруссии и Литве». Можно без преувеличения сказать, что уже в период учёбы Богушевича в Виленской гимназии начинают формироваться его демократические убеждения, складывавшиеся под влиянием современных ему общественных событий и революционной русской и польской литератур.
Так же мало сведений о материальном положении родителей поэта. Они, видимо, не имели возможности обеспечить сыну достаточное содержание, и их дворянский титул реально существовал только на бумаге. Иначе Богушевич-гимназист, а затем и студент не просил бы у академического начальства материальной помощи.
Известно довольно откровенное собственноручное прошение Богушевича. «Не имея решительно никаких материальных средств, ни побочной помощи, – пишет он, – в доказательство чего имею честь представить свидетельство: от уездного предводителя дворянства и от Виленской дирекции училищ, обращаюсь к Вашему превосходительству с покорной просьбой об увольнении меня от установленной платы 50-ти рублей за право обучения. Франц Богушевич. 26 июля 1861 года. Вильно».
В столичный университет, о поступлении в который, видимо, не один год мечтал юный Богушевич, он был принят в 1861 году на математический факультет.
Своё решение поступить в университет Богушевич объяснял твёрдым намерением получить высшее образование. Он писал в прошении на имя ректора, что, поощряемый ревностным желанием продолжать образование в высшем учебном заведении, просит принять его в число студентов С.-Петербургского университета по математическому факультету. Однако, ему не довелось учиться в Петербурге, ибо 14 ноября 1861 года он уже был исключён из университета за участие в студенческих беспорядках и волнениях по поводу крестьянской реформы 1861 года. Обстоятельства снова забросили молодого человека в глухой угол родной Белоруссии, которую он любил искренне, как может любить только истинный сын родины. К тому же, молодого Богушевича не искушал блеск городской жизни. Карьера чиновника была противна сердцу и разуму демократически настроенного юноши, познавшего уже силу протеста против социальной несправедливости, и Франтишек Богушевич окончательно избрал для себя путь народного учителя. Так Ф. Богушевич оказался в деревне. Он был захвачен, как и многие другие сторонники раннего народничества, передовыми идеями своего времени и, вдохновляемый ими, шёл в народ. В Дотишках, на Виленщине, Ф. Богушевичу долго не пришлось учительствовать. Об этом периоде педагогической и общественной деятельности будущего поэта ничего неизвестно. Можно, однако, предполагать, что познание народной жизни происходило в это время интенсивно, а близость к трудовому крестьянству становилась более непосредственной.
К повстанцам 1863 года Ф. Богушевича привела широкая дорога революционной демократии: он был сторонником вооружённых методов борьбы с самодержавно-крепостническим строем. Молодой Богушевич шёл на смерть во имя идеалов справедливости. Он привлёк к участию в восстании своих близких, в том числе родную сестру и братьев. А отец поэта, Казимир Богушевич, стал связным у повстанцев. К сожалению, им всем было предъявлено обвинение «в преступных деяниях», и все были жестоко наказаны. Участие всей семьи Богушевича в восстании бросает яркий свет на атмосферу, царившую в родительском доме поэта и благотворно влиявшую на формирование мировоззрения и моральных принципов поэта. В такой семье не могли не сочувствовать угнетённым людям крепостной деревни, не могли не разделять демократических убеждений.
Тема крестьянской «доли-недоли» главенствует в его произведениях. Поэтическое наследие Богушевича представляют два сборника «Дудка белорусская» (под псевдонимом Матей Бурачок) и «Смык белорусский» (под псевдонимом Сымон Ревка из-под Борисова). В этих произведениях писатель показал крестьянина, которого обделили при отмене крепостного права, обдирает казна, обижает суд и царские чиновники. В творчестве поэта звучат и мотивы национального возрождения. Первым из белорусских писателей Богушевич выступил в защиту родного языка как полноправного, «человеческого и благородного», пригодного для выражения любых мыслей и чувств. В предисловии к сборнику «Дудка белорусская» он обосновал право белорусского народа на развитие своего языка и призывал: «Не покидайте же языка нашего белорусского, чтобы не умерли». Страстный защитник родного языка, Франтишек Богушевич в своей поэзии блестяще использовал традиции фольклора, поэтику народной песни и сказки, народные пословицы и поговорки. Ранние рассказы «Свидетель», «Лесник» и «Дядина» по содержанию и форме тесно связаны с народной юмореской и бытовым анекдотом.
Когда во время восстания, согласно некоторым сведениям, Франтишка Богушевича настигла шальная пуля карателей, его подобрали белорусские крестьяне и укрыли в неприглядной деревенской хате. Простые крестьяне заботливо выходили Богушевича и благословили его в новую трудную путь-дорогу. Факт этот весьма знаменателен, ибо он показывает, насколько тесно был связан Богушевич с народом.
Однако время было опасное, и обстоятельства вынуждали любыми средствами замести следы участия в вооружённом крестьянском восстании. Куда же мог направиться молодой Богушевич в эту трудную минуту своей судьбы? В какой-нибудь уездной глуши, пожалуй, можно было бы незаметно прожить некоторое время. Спасло бы в какой-то степени среднее образование, которое могло дать средства к жизни. Но чиновничья служба не соответствовала жизненным целям поэта, его взглядам на общественную и государственную деятельность. Не без мучительных раздумий над дальнейшей своей судьбой Ф. Богушевич остановился на адвокатской деятельности. Она открывала возможность служить беззащитным людям деревни.
29 мая 1865 года он оказался в Нежинском юридическом лицее, где отлично учился и был выпущен чиновником 12-го класса. Чин этот давал право на звание губернского секретаря. После окончания лицея Франтишек Богушевич оказался в Чернигове. Назначен он был обычным канцелярским чиновником, но безотлагательно подал прошение о присвоении ему, согласно образованию, чина губернского секретаря. Вскоре просьба его была удовлетворена: молодой человек был переведён в Черниговскую палату криминального и гражданского суда с назначением кандидатом на должность судебного следователя.
Богушевич очень часто перемещался по службе и одно время исполнял обязанности судебного следователя первого участка Крулевецкого уезда, а затем Стародубского. Через несколько месяцев мы видим его судебным следователем Грязевецкого уезда Вологодской губернии. Но поэта, очевидно, тянуло на Украину. Вскоре он был назначен исполняющим обязанности судебного следователя первого участка Борзенского уезда. travelwithgirls Затем переведён в Конотоп на должность судебного следователя, откуда уволен только 14 марта 1884 года.
Как свидетельствуют архивные документы, Ф. Богушевич неоднократно подавал прошения о предоставлении ему места члена окружного суда. За него даже ходатайствовали высокопоставленные лица, но просьба удовлетворена не была. Очевидно, он не внушал доверия. В начале 1884 года поэт оказался в Вильно в окружном суде на должности присяжного поверенного.
Почти двадцать лет прожил поэт на Украине. Были здесь и радости, было и горе. Больше было горя. Однако поэт до конца дней своих берёг воспоминания об Украине и её талантливом, трудолюбивом и гостеприимном народе.
На Украине поэт познал первые радости семейной жизни. В Конотопе он сблизился с минчанкой Габриэлой Шклённик, ставшей в 1874 году его женой.
Умер поэт 28 апреля 1900 года в селе Кушляны Похоронен в Жупранах (ныне Гродненская область).
ССЫЛКИ
Франтишек Казимирович Богушевич. Биография
Большая биографическая энциклопедия. Франтишек Богушевич
100 знаменитых фамилий Беларуси
Большая Советская Энциклопедия
Музей-усадьба Франтишка Богушевича ”Кушляны”
Творчество Франтишка Богушевича
Читать онлайн произведения Ф. Богушевича
Баратынский Евгений Абрамович
- Подробности
- Создано 02.03.2015 09:03
- Обновлено 08.10.2015 10:44
В славной череде предков, восходящей к XXV веку, первыми стоят галицийский воин Димитрий Божедар и его сын, владевший замком Боратын (Божья оборона). Отсюда и пошло имя Боратынских.
Пётр Боратынский – соратник короля польского Сигизмунда-Августа – в 1558 году погребён был в Королевском соборе в Кракове, а в эпитафии говорилось о его знатности и воинской славе, о роде Боратынских, «знаменитом мудростью, красноречием и добродетелями духа».
С 17 века Боратынские – в России, при дворе царя Алексея Михайловича, Петра I, Екатерины. Начав с нижних чинов в гвардии, дослужился до генерал-майора Абрам Андреевич Боратынский, но за неуместную доброту свою впал в немилость и был отправлен императором Павлом в изгнание.
Вместе с юной супругой своей отставной генерал поселился сначала в смоленской, а потом в тамбовской глуши, и здесь, в имении Мара (по-другому, Вяжля), в степном раздолье и тишине, родился (2 марта 1800 года) и подрастал их первенец Евгений. Вскоре появились у него братья и сёстры, всего семеро – шумная и дружная семья.
Любимая маменька Александра Федоровна, бывшая фрейлина, была хорошо образована и заботилась о том же для своих детей. Пяти лет Евгений уже читал по-французски и заслушивался рассказами своего наставника-итальянца Джачинто Боргезе о его «лучезарной родине», о Везувии, о Капри, о Неаполе. Весело было играть, весело и учиться.
Позднее, в холодном Петербурге, воспитанник Пажеского корпуса Евгений Боратынский не раз вспомнит свою степную родину. Он привыкнет к казённому распорядку, но не сможет привыкнуть к равнодушию и несправедливости своих начальников.
Оторванный от семьи, мальчик чувствует себя довольно неуютно. Он изнывает в непривычной обстановке, где, как ему кажется, трудно найти истинных друзей. В письме к матери Евгений говорит о заветной мечте стать моряком. Он представляет себя на борту корабля посреди бурлящей пучины. А спустя некоторое время из кроткого и послушного мальчика он превратиться в отчаянного шалуна, предводителя «общества мстителей». Их вдохновляли «Разбойники» Шиллера, Ринальдо Ринальдини и все другие благородные грабители. Ребячие шалости – то «мстители» прибьют к подоконнику шляпу какого-нибудь начальника, то обрежут шарф у дежурного офицера – приводят к серьёзному проступку. Из дома отца одного своего приятеля они похищают пятьсот рублей и черепаховую табакерку в золотой оправе. О произошедшем узнаёт начальство, и, в конце концов, Баратынского по личному распоряжению Александра I исключают из Пажеского корпуса без права поступления в какую-либо другую службу, кроме солдатской, где разрешено служить только рядовым. В те времена это означало гражданскую смерть.
Ему едва минуло шестнадцать, а жизнь была кончена. Но Евгений не пустил себе пулю в лоб и не ожесточился, а, пережив потрясение, вступил рядовым в лейб-гвардии Егерский полк, стоявший в Петербурге. Ему было дано позволение жить не в казарме, а на частной квартире.
И тут кончается история дворянского недоросля, и начинается история поэта Евгения Баратынского. Потому что квартиру с ним делил ни кто иной, как Антон Дельвиг, юный стихотворец, вчерашний лицеист и друг Александра Пушкина. Он привёл Баратынского на «литературные субботы» В.А. Жуковского и «литературные среды» П.А. Плетнёва, подружил со всей той шумной, весёлой, непочтительной братией, которая Бог весть каким чудом среди столичной суеты, на дружеских пирушках и в журнальных спорах, «между лафитом и клико» и изредка в ночных бдениях за письменным столом, создавала новый поэтический язык, новую российскую словесность.
Там, где Семёновский полк,
В пятой роте, в домике низком
Жил поэт Баратынский
С Дельвигом, также поэтом.
Тихо жили они.
За квартиру платили немного,
В лавочку были должны.
Дома обедали редко.
В общении и творческом состязании с В. Жуковским, А. Пушкиным, В. Кюхельбекером, А. Одоевским, Д. Давыдовым, А. Бестужевым Баратынский (так он теперь подписывает свои стихи) очень скоро из робкого новичка превращается в мастера. Можно ли поверить, что такой шедевр как «Разуверение» («Не искушай меня без нужды»), написан юношей, едва достигшим двадцати одного года!
Очень скоро талант Баратынского получает признание, и в 1820 году поэт становится членом Вольного общества любителей российской словесности. Элегии Евгения Баратынского у всех на устах: и у гусар, и у известных стихотворцев, и у прелестных дам. Потом он скажет об этом времени:
Венчали розы, розы Леля
Мой первый век, мой век младой!
Я был счастливый пустомеля
И девам нравился порой.
(«Старик»)
Но судьба позаботилась о том, чтобы путь его не был гладок, и послала новое испытание. В 1820 г. рядовой Баратынский был произведён в унтер-офицеры и отправлен в Финляндию. В этом же году выслали и Пушкина.
Гранитные скалы, водопады, дремучий бор и поздняя весна. Шумный Петербург, друзья, красавицы – всё это кажется сном. Но постепенно и в этом пустынном краю он находит людей, с которыми можно поговорить по душе, а полковой командир относится к поэту по-отечески, не обременяет его службой, отпускает время о времени в Петербург и Москву. Баратынский много пишет, печатается в журналах, талант его достигает полного расцвета.
В 1826 году, произведённый в офицеры, он, наконец, может выйти в отставку. Свобода! Баратынский поселяется в Москве, женится на Анастасии Львовне Энгельгардт, ставшей верным другом поэта до конца его жизни. В лице жены он находит «соучастницу в мольбах» и именно про неё пишет: «О, верь: ты, нежная, дороже славы мне…». С этих пор жизнь Баратынского входит в счастливое семейное русло, но, внешне достаточно спокойная, она полна внутреннего напряжения и творческих поисков.
Через год выходит из печати его первая книга. Он полон надежд, строит планы, но внутренним чувством, обострившимся за годы изгнания, понимает, что всё кругом уже не то, самый воздух стал другим. «На очень холодной площади в декабре месяце тысяча восемьсот двадцать пятого года перестали существовать люди двадцатых годов с их прыгающей походкой. Время вдруг переломилось…» (Ю. Тынянов).
Во второй половине 20-х гг. поэт посещал салоны З.А. Волконской и А.П. Елагиной, где собирался весь цвет науки и искусства. Там он познакомился с критиком и философом Иваном Васильевичем Киреевским, который становится его другом.
В Москве Баратынский сблизился и с поэтом Петром Андреевичем Вяземским, тёплые отношения с которым сохранялись у него до конца жизни.
В конце 1831–1832 гг. поэт принимал участие в издании Киреевским журнала «Европеец». Император Николай Павлович стихов не любил, сочинителям вообще не доверял, считая их смутьянами. За несколько неосторожных слов или строчек закрывались журналы, газеты. Через некоторое время журнал «Европеец» закрыли. Та же участь постигла издававшуюся Дельвигом в Петербурге в 1830–1831 гг. «Литературную газету», где печатался Баратынский. Эти события наводят его на довольно мрачные размышления о том, что истинная поэзия невозможна в корыстный, «торгашеский» век. Он думает даже о том, чтобы закончить свою поэтическую деятельность. В 1832 г. он пишет Вяземскому о готовящемся издании собрания своих стихов: «Кажется, оно будет последним, и я к нему ничего не прибавлю».
В 1835 году группа московских литераторов (Киреевский, Кошелев, Шевырёв, Языков и др.) предпринимает попытку выпуска нового журнала – «Московский наблюдатель». Все, кто имел отношение к изданию, горячо желали защитить литературу от того, что Баратынский назвал «торговой логикой». В первом номере журнала было опубликовано стихотворение Баратынского «Последний поэт» (1835 г.). Оно до сих пор звучит «гулкой медью» в душах потомков, не теряя своего пророческого смысла:
Век шествует путем своим железным,
В сердцах корысть, и общая мечта
Час от часу насущным и полезным
Отчетливей, бесстыдней занята.
Исчезнули при свете просвещенья
Поэзии ребяческие сны,
И не о ней хлопочут поколенья,
Промышленным заботам преданы.
За несколько лет до написания этих строк, в 1831 г., умирает Дельвиг, который был живым воплощением рыцарского идеала служения искусству. А смерть А. Пушкина в 1837 г. окончательно ставит крест на ушедшей эпохе – на смену золотому веку русской поэзии, как называют первую четверть XIX века, приходит век железный. Баратынский, тяжело перенёсший всё это, уходит в себя.
«Век шествует путём своим железным», но ему не по пути с ним. Отныне всё резче разделяются в нём два человека: один – счастливый семьянин (растит детей, хозяйствует в усадьбе, строит новый дом); другой – глубокий и грустный поэт, мыслитель, видящий гораздо дольше своих современников и потому чувствующий себя всё более одиноким среди них.
Есть бытие; но именем каким
Его назвать? Ни сон оно, ни бденье;
Меж них оно, и в человеке им
С безумием граничит разуменье.
(«Последняя смерть»)
Но как быть? «Дарование есть поручение. Должно исполнить его, невзирая ни на какие препятствия, а главное из них – унылость». В третьей и последней своей книге – «Сумерки» (1842) – Баратынский подавал весть другим поколениям читателей и поэтов, другому веку. Почти не замеченный критикой, понимаемый только узким кругом друзей, он надеялся быть услышанным потомками и – не ошибся.
Заграничное путешествие 1843–1844 гг., о котором давно мечтал поэт и в которое, наконец, смог отправиться вместе с семьёй, оживило Баратынского. Он побывал в Германии; в Париже познакомился со всем цветом новейшей литературы. На морском пути в Италию, радуясь свежему ветру и брызгам волн, он записывает стихотворение «Пироскаф», полное надежды. Однако Италия оказалась для Баратынского роковым местом.
Последние стихи – «Дядьке-итальянцу» – Баратынский написал в Неаполе, на родине своего первого наставника, размышляя о нём, о его могиле в степном краю и завидуя тем счастливцам, что встретили свой последний час в садах этого города. Судьба ли поймала поэта на слове или услышали древние боги, но ранним утром 11 июля 1844 года Евгений Баратынский внезапно скончался от «лихорадочного припадка». Спустя год тело его было перевезено в Петербург и погребено на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.
ССЫЛКИ
Евгений Абрамович Баратынский на Википедии
Евгений Абрамович Баратынский – биография
Презентация «Баратынский Е.А.»
Гарри Гаррисон
- Подробности
- Создано 27.02.2015 08:46
- Обновлено 08.10.2015 10:42
Гарри Гаррисон родился 12 марта 1925 года в Стемфорде, штат Коннектикут. Единственный сын Лео Харрисона и Риа Кирьяссофф был окрещен именем Генри Максвэлл Дэмпси, позже имя было официально изменено на Гарри Гаррисон.
«Я начал читать фантастику в возрасте семи лет, – вспоминал Гарри Гаррисон, – стал активным фэном в тринадцать (когда я написал первое письмо в фантастический журнал) и всегда оставался её страстным поклонником».
В детстве Гарри был замкнутым ребёнком – единственным в семье. Он обходился без друзей («слово «одиночество» значило для меня очень много») и «окружал себя книгами» – в общем, читал, читал, читал… Вероятно, став взрослым, он пытался наверстать упущенное – всем были известны его редкая общительность, компанейский характер, остроумие в беседе и всегдашнее желание и умение находиться в самом центре событий. А может, причиной тому, как раз неустанное чтение фантастики?
Увлечение любимым жанром не ослабело и во время его учёбы в Нью-Йоркской художественной школе. В годы Второй мировой войны Гаррисона призвали в армию, где он дослужился лишь до сержанта ВВС США. После войны Гарри Гаррисон пошел в Хантер Колледж в Нью-Йорке, где у своего наставника Джона Бломшильда он обучался изобразительному искусству, тем самым, заложив основной камень в фундамент своей первой карьеры художника и иллюстратора. В художественном высшем учебном заведении он познакомился с художником Уэлли Вудом, вместе с которым начал выпускать комиксы. После чего он открыл агентство по рекламной графике и работал лектором для литературных и комикс журналов. Кроме того, на протяжении десяти лет он писал тексты для серии комиксов Флэша Гордона.
В феврале 1951 года в журнале «WorldsBeyond» был опубликован первый рассказ Гаррисона – «Проникший в скалы», а шесть лет спустя, у Джона Кэмпбелла в «AstoundingScienceFiction», начала печататься популярнейшая серия о хитроумном пройдохе Джиме ди Гризе по прозвищу «Стальная Крыса».
После того как первый кратковременный брак Гарри Гаррисона был расторгнут, в 1954 году он женился на Джоан Мерклер и вместе с ее первым сыном Тоддом обосновался в мексиканском городке Куатла. Писательское направление в его работе становится все ощутимее.
Первой изданной книгой Гаррисона стал роман «Мир смерти» (1960, в русском переводе – «Неукротимая планета»), сразу выдвинувший его в первые ряды мастеров приключенческой фантастики. За ним последовали другие романы серии: «Мир смерти 2» («Специалист по этике» или «Моралист» – 1964) и «Мир смерти 3» («Конные варвары» – 1968).
Герои Гарри Гаррисона – всегда люди действия, хотя уж чего-чего, а смекалки им тоже не занимать. Язон динАльт из цикла «Мир смерти» или Джим ди Гриз не обременяют себя прописной моралью и не сражаются с ветряными мельницами, но почему-то эти космические авантюристы неизменно вызывают у нас чувство симпатии: им присущ здравый смысл, они с лёгкостью способны обвести вокруг пальца «плохих парней», есть в них и нечто рыцарское – верность своему собственному кодексу чести, сочувствие к слабым и побеждённым.
Наверное, неслучайно самому Гаррисону присудили почётное звание рыцаря Ордена св. Фантония. Совместно со своим другом – замечательным английским прозаиком Брайаном Олдиссом он стал устроителем встречи писателей-фантастов в столице Ирландия – городе Дублине, где была учреждена международная организация «WorldSF» («Всемирная НФ»). Кроме того, неутомимый Гарри Гаррисон является почётным патроном Всемирной Ассоциации Эсперанто. Горячий пропагандист этого искусственного международного языка, писатель считал его языком будущего и говорил на нём совершенно свободно: «Как местный», – шутил он.
Гаррисон много путешествовал, подолгу жил в разных странах – Мексике, Италии, Англии, Дании.… В конце концов, он решил осесть в Ирландии, на родине предков. Не от них ли его герои унаследовали свой азарт, упорство в достижении цели, мужество и великолепное чувство юмора?
Перу (или, точнее сказать, компьютеру) Гари Гаррисона принадлежит около семидесяти книг. К лучшим из них относятся следующие произведения. «Билл – герой Галактики» (1965). Эту весёлую и злую пародию на всяческие «звёздные войны», а так же на военных вообще, Гаррисон поначалу не собирался превращать в очередной сериал. Однако двадцать четыре года спустя не удержался и написал продолжение. А потом ещё и ещё…Помогали ему в этом и другие писатели: Дэвид Бишофф, Джек Холдеман, Дэвид Харрис и даже Роберт Шекли. Увы, продолжение получилось гораздо слабее.
Серьёзный и, пожалуй, мрачноватый роман «Подвиньтесь! Подвиньтесь!» (1966). Действие этого произведения начинается 9 августа 1999 года.…Ну, что ж, по всей видимости, мы можем вздохнуть с облегчением и порадоваться, что мрачные прогнозы Гарри Гаррисона не сбылись, и Земля вовсе не так кошмарно перенаселена, как ему в своё время представлялось. И всё же.… Если когда-нибудь мир станет слишком тесен…
Юмористические – «Машина времени «Техниколор» (1967 – в русском переводе «Фантастическая сага») и «Да здравствует Трансатлантический туннель! Ура!» (1972). Кстати, талант Гаррисона-сатирика ничуть не менее значителен, чем его мастерство плетения увлекательного сюжета. В первом романе объектом насмешек стали нравы голливудских кинодеятелей, задумавших отправить в далёкое прошлое специальную экспедицию, которая бы сняла «суперколосс» об открытии Америки викингами. Во втором романе писатель ехидно высмеивает старомодную «жюль-верновскую» научно-техническую фантастику, а заодно предлагает забавный, хотя и не осуществившийся, вариант альтернативной истории.
Философский роман «Пленённая вселенная» (1969). Юный ацтек Чимал жил в своей деревне у подножия горы, так же как и его сородичи, по раз и навсегда установленным обычаям. Но однажды он нарушил все запреты жрецов и проник в жилище богини. Первая половина этой книги написана как настоящий исторический роман, а вторая.…Вторая, может быть, приближает нас к разгадке мироздания?
Почти исторический «Стоунхендж» (в соавторстве с Леоном Стоувером, 1972). «В этом романе много крови и жестокости, – писал в послесловии к нему доктор философии, доктор литературы и профессор антропологии Леон Стоувер, – так и должно быть, если пишешь об истории бронзового века в Европе. Примерно таким и был мир за полторы тысячи лет до Рождества Христова. Мы нигде не вышли за пределы того, что действительно могло произойти. Выдуманы сами личности героев, их поступки – но облик культур, представителями которых они являются, оставил свои следы в камне. Вся приключенческая интрига построена на строгих фактах».
И, наконец, масштабные трилогии – «К звёздам!» (1980–1981), «К западу от Эдема» (1984–1988) и «Молот и крест» (в соавторстве с Джоном Холмом, 1993–1996).
Делясь секретами своей феноменальной популярности, Гаррисон писал: «Я всегда верил в достоверность. Чем проще литературный стиль, чем ближе к основам язык, тем больше читателей получит удовольствие от чтения вашей книги.… Для себя я открыл прагматическое и весьма эффективное правило: насыщенный действием рассказ, притом скрывающий ещё два-три смысловых слоя «ниже ватерлинии», – и мне вполне достаточно, чтобы выразить всё, что хочу.… А сам факт, что мои книги переведены на 21 язык, надеюсь, хорошее подтверждение дару находить способ общения с читателями, который я в себе неоднократно отмечал…».
ССЫЛКИ:
Гарри Гаррисон. Интересные факты
Гарри Гаррисон. Читать книги онлайн
Слушаем аудиокниги онлайн. Г. Гаррисон
ЛитМир. Электронная библиотека
Ершов Пётр Павлович
- Подробности
- Создано 24.02.2015 16:31
- Обновлено 08.10.2015 10:48
В далёком сибирском селе Безруково в семье Павла Алексеевича Ершова, маленького сельского чиновника, 6 марта 1815 года родился мальчик, названный Петром, который через восемнадцать лет написал сказку «Конёк-горбунок» и так рано сделал своё имя бессмертным.
Вначале родным казалось, что ребёнок появился на свет, только чтобы умереть. Он был очень слаб и кричал, отчаянно закатываясь. У мальчика и потом повторялись нервные припадки; родители решились испробовать обряд, неизвестно откуда пришедший в Сибирь, – «продать» сына.
Это делалось так. К открытому окошку подходил нищий. Ему протягивали ребёнка:
– Купи!
– А сколько возьмёте?
– Грош!
Хотя проданного сразу же клали обратно в постельку, пережитое что-то меняло в ребёнке. Во всяком случае, как помнили в семье, у маленького Ершова почти прекратились припадки. Но обряд запомнился, в трудные минуты Ершов говорил о себе насмешливо: «Что ж, мне ведь цена грош». И навсегда запомнилось родное село, так что он порой называл себя им самим придуманным прозвищем: «Безрукий» – тоже в невесёлые минуты.
Какое счастье, что страх, такой сильный, что в нём могла захлебнуться душа, не остался, а был засветлен лучом, которым была любовь. Любовь родителей, заставившая их, когда пришёл срок детям серьёзно учиться, сменить село с его привычной и дешевой жизнью на Тобольск, где гимназия (сюда Ершов вернётся через несколько лет преподавателем). А потом предпринять уж совсем недоступно дорогое путешествие через всю страну в Петербург, чтобы отдать сыновей в недавно основанный столичный университет, в число ста студентов.
Державный Санкт-Петербург с его величественной архитектурой имперской столицы сильно впечатлил молодого сибиряка. Этот город принёс ему знакомство с людьми, которые впоследствии стали вечными, яркими маяками на небосклоне его непростой жизни. Семья снимала квартиру в Графском переулке – в доме капитанской вдовы, мадам Померанцевой. По прибытии в столицу Пётр Ершов подаёт прошение о зачислении его в студенты историко-филологического факультета Санкт-Петербургского императорского университета.
Однако слабое знание латыни и греческого, а также полное незнание какого-либо европейского языка (в Тобольской гимназии эти предметы преподавались слабо, а иногда и вовсе не преподавались) не позволили ему поступить на историко-филологический факультет. Он был принят на философско-юридический. В дальнейшем Ершов всё же добьется права посещения лекций на историко-филологическом, правда, лишь в качестве вольнослушателя. Тогда же старший брат Петра – Николай, имеющий склонность к точным наукам, поступает на физико-математический факультет. В университете Ершов, по его же собственным признаниям, особым прилежанием не отличался. Поэт сетовал на свою лень, говорил, что он – недоучка, особенно это касалось иностранного языка.
Когда он взялся за прозу и написал «Осенние вечера», хозяину квартиры, где долгими сибирскими сумерками собирались друзья и рассказывали о пережитом, он дал фамилию Безруков, этим как бы для самого себя ещё больше утверждая достоверность рассказываемого. Отсюда началась линия жизни Ершова, где тяжёлое и счастливое нерасторжимо переплелись.
Свои странствования Ершов начинал совсем ребёнком – вначале с отцом, который, уступая мольбам сына, берёт его в служебные поездки по Сибири, потом со всей семьёй, переселяющейся с места на место. Некоторое время мальчик живёт в Петропавловской крепости – это самый юг Сибири, – проезжает через цепь казачьих поселений между Петропавловском и Омском; тут живы легенды о Емельяне Пугачёве – крестьянском царе. Он попадает и в северный Березов. Вся, населённая многими народами, богатая и обездоленная Сибирь открывается сердцу и глазам его. Тут, на Горькой линии, он слышал от матери и от стариков и старух – сказателей, какие и сейчас в Сибири, – первые таинственные истории, сказки и предания.
А как, каким чудом появилось на свет существо, оставшееся важнейшим в творчестве Ершова, – этот самый Конёк-горбунок? Конь-игрушка, «ростом только в три вершка, на спине с двумя горбами да с аршинными ушами». Как он возник, необычайный конёк, не больше котёнка, невзрачный, но наделённый таким верным сердцем, умом и силой? И как возник Иванушка-дурачок? За что волшебный конёк полюбил его?
Ярославцев, университетский товарищ Ершова, одарённый литератор и музыкант, написавший книгу о Ершове – первое и наиболее полное свидетельство его жизни, – пишет, что сказка «Конёк-горбунок» по вымыслу не есть создание Ершова, она произведение народное и, как откровенно говорил сам автор, почти слово в слово взята из уст рассказчиков. Но оговорка «почти» – «почти слово в слово» – заставляет о многом задуматься.
По этой сказке можно проследить, куда заносила судьба юного Ершова. Исследования полагают, что пёстрое описание конного базара – это наверняка от Омска. Сюда стекались купцы из Индии, Китая и прочих «волшебных стран». В Петропавловске впечатлительный мальчишка видел лихих скакунов, а ещё – поразившего его воображение верблюда. И, наверняка именно тогда зародился образ лошадки «на спине с двумя горбами».
А откуда в ершовской сказке вдруг появляется рыба-кит? Когда молодой Петя был с отцом в северном Березове, там, на берегу Карского моря знакомый отца березовский купец обнаружил на берегу самого настоящего кита, обглоданного песцами. И это оставило неизгладимое впечатление на будущего писателя. Мы бы ничего так и не узнали об авторе, если бы не его ближайший друг Ярославцев, который написал книгу о Ершове, опубликовал его драгоценные письма, поделился своими воспоминаниями, да и всю свою жизнь посвятил талантливому другу. В течение долгих, очень трудных для поэта лет он поддерживал Ершова и спасал его от последнего отчаяния в конце жизни.
Ершов, писавший о себе, что он «жил надеждами богатый», умер в ужасающей нищете, не имея ни угла, ни денег (в его конторке после смерти нашли один лишь пятак).
Каким же он был в годы отрочества?
«Спокойным днём мая, – пишет Ярославцев, – представлялось лицо его, бледноватое, без румянца; тёмные волосы слегка закручивались на широком лбу и на висках; брови дугой поднимались над добродушными глазами, из которых глядела мысль и фантазия; зрачки глаз небольшие, голубые».
Выражение лица у мальчика – вслушивающееся, он даже и голову держит немного склоненной вперёд – «чу… что за чудесные звуки зарождаются в тишине».
Наверное, так он слушал долгими зимними вечерами стариковские рассказы, полные были и небылиц.
Кроме того, очень любил забавы да проказы. Но, к сожалению, было в его жизни немало трагического. Вспоминая детство, Ершов напишет:
Рождённый в недрах непогоды,
В краю туманов и снегов,
Питомец северной природы
И горя тягостных оков,
Я был приветствован метелью
И встречен дряхлою зимой,
И над младенческой постелью
Кружился вихорь снеговой…
Мой первый слух был – вой бурана,
Мой первый взор был – грустный взор
На льдистый берег океана,
На снежный горб высоких гор…
Везде я видел мрак и тени
В моих младенческих мечтах:
Внутри несвязный рой видений,
Снаружи – гробы на гробах…
Десять могил братьев и сестёр; о них он всегда тосковал, хотя некоторых даже не успел узнать. А потом прибавились другие могилы самых близких; много смертей суждено было ему пережить. Уход в вымысел был необходим ещё и для того, чтобы не сломиться от тяжких бед.
«Из поэзии, мира мечтательного, он не выходил, или выходил, как выходит милый ребёнок из школы, после классов, только для забав», – напишет о нём близкий и преданный друг Ярославцев. Дорога и сказка.
– Я совсем не семейной природы, – говорит Ершов. – Мне бы посох в руки, да и марш гулять во все четыре стороны – людей посмотреть и себя показать. Уж таким создала меня мать-природа. И это сказал человек, самозабвенно любивший брата, отца и мать. А после – жену и детей своих. И всё-таки это правда. Дорога и сказка, да ещё и музыка – нерасторжимые стихии; музыка ветра в пути, полозьев, скользящих в пути по снегу.…
Через много лет он напишет Ярославцеву:
«Я предчувствую в себе сильную борьбу музыки и слова – это две сестры одной матери, но несхожие; таинственность и глубина первой не поладят с ясностью второй:
В словах ли музыка прольётся
Иль слово в звуке задрожит…».
Сколько эмоций, чувств бурлило в этом необыкновенном человеке, немало повидавшем на своём веку.
165 лет назад преподаватель словесности П.А. Плетнёв, войдя в студенческую аудиторию Петербургского университета, вместо обычной лекции начал читать… сказку «Конёк-горбунок». Слушателей потряс не только глубоко народный язык произведения, но и тот мир, который им открылся. Но они были поражены ещё больше, когда узнали, что «Конька-горбунка» написал их девятнадцатилетний сокурсник.
Но сказка, между прочим, была не так уж проста, коль на неё сразу же после выхода начались беспощадные гонения. Царские цензоры пытались сгладить острые углы, появились подделки. Но подлинная сказка живёт, её распространяют в рукописях, заучивают наизусть.
Высокую оценку дал ей А.С. Пушкин, с радостью передавая эстафету талантливому сказочнику. Но – увы! – Ершов оказался «певцом одной песни». Справедливости ради, следует сказать, что было у писателя множество других стихов, рассказов и даже драматическая повесть и две поэмы. Но всё-таки «коньком» его творчества стал знаменитый «Конёк-горбунок», родившийся в городе Тобольске. Кстати, это – необыкновенный город, выросший среди точёных словно стрелы, сосен и пихт, вольного ветра Иртыша с белым сказочным Кремлём. Человеку, оглушённому этой красотой, может показаться, что вот-вот над золочёными маковками собора взлетит на своём длинноухом Коньке-горбунке разудалый крестьянский сын Иванушка. Такова уж волшебная сила искусства.
В 1834 году сказка была впервые издана. Сам же автор в 1836 году возвращается в Тобольск, так как после смерти отца семья нуждалась в его поддержке, и начинает работу в гимназии. Учитель, инспектор, директор – таков его послужной список. Но обстоятельства – смерть родных (матери, первой, а затем и второй жены, детей), непонимание гимназического начальства меняют течение жизни. lovehub.ch Романтические мечты о просвещении народов Сибири сменяются тягостным чувством одиночества. Среди немногих радостей – встречи с друзьями (это декабрист – друг Пушкина – Вильгельм Кюхельбекер, композитор Алябьев) и – гимназический театр. Ученики вспоминали его с благодарностью (например, будущий знаменитый химик Д.И. Менделеев).
Разметали белоствольные берёзки свои косы над мраморным надгробием с лаконичной надписью: «Пётр Павлович Ершов. Автор народной сказки «Конёк-горбунок». Можно ли более высоко оценить то, что создано поэтом!
ССЫЛКИ
Википедия. Ершов Пётр Павлович
Пётр Павлович Ершов. Русский писатель
Сибирский сказочник. Биография
Презентация: Пётр Павлович Ершов
Архив стихотворений поэта: Ершов П.П.
«Конёк-горбунок». Читать онлайн
«Конёк-горбунок». Мультфильм онлайн
«Конёк-горбунок». Аудиокнига. Слушать онлайн
Бородулин Рыгор
- Подробности
- Создано 09.02.2015 13:26
- Обновлено 08.10.2015 11:03
Рыгор (Григорий) Иванович Бородулин родился 24 февраля 1935 года на одном из хуторов Ушачского района (ныне деревня Городок) Витебской области в семье Ивана и Акулины Бородулиных. Бабушка Маланья Нестеровна (по материнской линии) знала много сказок, песен, прибауток. Она и мать, Акулина Андреевна, которую поэт называл «стихийно великим филологом», с детства вдохнули в чуткое сердце мальчика тонкое ощущение родного слова, раскрыли перед ним богатство народных песенных сокровищ.
В годы Великой Отечественной войны отец Р. Бородулина был партизаном в бригаде Мельникова. Погиб в блокаду (1944). В 1937 году хутор был ликвидирован, и семью поэта переселили в Ушачи. О пережитых ужасах блокадного и послевоенного детства правдиво рассказано в поэме «Блокада».
Р.И. Бородулин обучался в Ушачской средней школе, затем поступил на филологический факультет БГУ, который окончил в 1959 году. На всю жизнь осталась у него благодарная память о нетрафаретных уроках учителей Ф. Богдановича, М. Цуран, К. Борозны. Позже пришли учителя литературные. Прежде всего это П. Бровка, П. Панченко, А. Вялюгин, Г. Березкин. На одном курсе с ним учились будущие писатели М. Стрельцов, Г. Буравкин, В. Зуёнок, Ю. Свирко. Дружили, встречались на заседаниях литературного объединения при газете «Красная смена». Нередко собирались в комнате общежития на улице Бобруйской, где жил Р. Бородулин, чтобы послушать его новые стихи.
Первые стихи были напечатаны в 1953 году в многотиражной газете БГУ «За сталинские кадры» и в газете «Красная смена» (под псевдонимом А. Чабор). Цикл стихов «На земле целинной», что составило основное содержание первой книги поэта «Новолуние под степью» (1959), был отмечен серебряной медалью VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов в 1957 году.
Сразу после учёбы работал редактором в различных периодических изданиях. Среди них газета «Советская Белоруссия», журналы «Березка» и «Пламя». С 1969 в издательстве «Беларусь», а в период 1972–97 в издательстве «Художественная литература». В издательстве «Художественная литература» работал более 20 лет: сначала редактором, затем заведующим редакции. В составе государственной делегации БССР принимал участие в 39-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН (1984).
Являлся членом Союза Белорусских Писателей и Белорусского ПЕН-центра (международная неправительственная организация, объединяющая профессиональных писателей, поэтов и журналистов, работающих в различных литературных жанрах). С 1990 до 1999 – его президент.
Начал печататься с 1953 года. Первый сборник поэзии – «Новолуние над степью» – вышел в 1959 году. Всего издано около 100 сборников поэзии (среди которых много сборников сатиры и юмора, а также стихов для детей), критических статей, эссе, переводов. Дважды выходили сборники избранных произведений поэта.
К 25-летию понтифика Папы Иоанна Павла II Григорий Бородулин перевел на белорусский язык книгу поэзии Папы Римского «Римский триптих» и имел возможность повидаться с понтификом на личной аудиенции в Ватикане 28 июня 2004 г. В 2005 году вышел сборник молитвенной поэзии «Ксты». Сборник «Руны Перуновы» (2006), в который вошла избранная лирика, также насыщен духовными стихами.
В 1964 г. Владимир Короткевич посвятил ему написанную повесть «Ладья отчаяния» и подарил ее рукопись.
Рыгор Бородулин – последний белорус, удостоившийся звания Народного поэта (1992). Награжден Государственной премией Беларуси имени Янки Купалы (1976) за сборник стихов «Рум», Орденом Дружбы народов, орденом Знак Почета, латышским орденом Трех Звезд (получил звание Офицера Ордена (4 степень) 23 апреля 1997 года) и медалью Франциска Скорины. Бородулин является Почетным доктором БГУ и почетным гражданином Ушачского района. В 2006 году кандидатура Бородулина была среди номинантов на Нобелевскую премию в области литературы (за сборник стихов «Ксты»).
Для его творчества характерны разнообразие жанров, образно-стилевых средств, яркая метафоричность, богатство языковой палитры: книги «Нагбом» (1963), «Неруш» (1966), «Адам и Ева» (1968), «Простор» (1978), «Уединение паломничества»(1990) и другие. В книгах «Милосердие плахи» (1992), «Евангелие от Мамы» (1995) библейские мотивы. Автор сборников сатирических и юмористических произведений «Дойный конь»(1965), «Кстати…» (1977), «Мудрец со ступою» (1988), статей и эссе «Росток строки, веточка стихотворения» (1986), книга «Письма в Хельсинки» (2000). Записывал белорусский фольклор («Песни матери из Ушаччины», 2000–2001). На белорусский язык перевёл сборники произведений А. Вознесенского, И. Драча, Г. Мистраль, «Слово о походе Игоревом» (1986), также отдельные произведения Дж. Байрона, А. Мицкевича, С. Есенина, Е. Евтушенко, Б. Окуджавы и других авторов. Многие стихотворения Р. Бородулина положены на музыку.
Умер 2 марта 2014 года, в возрасте 79 лет. Похоронен рядом с матерью на Ушачском кладбище в Витебской области.
Ссылки:
Рыгор Иванович Бородулин: биография
Белорусская электронная библиотека
Ларри Ян Леопольдович
- Подробности
- Создано 09.02.2015 09:01
- Обновлено 08.10.2015 11:12
Как-то не укладывается в сознании: неужели автор чудесной и вполне безобидной сказки о приключениях Карика и Вали Ян Леопольдович Ларри долгие годы пребывал «в местах не столь отдалённых» за свою тайную антисоветскую деятельность? Поверить в это почти невозможно, но факты – упрямая вещь.
«Дорогой Иосиф Виссарионович!» – так начинается письмо Яна Ларри к «вождю всех народов», приложенное к первой главе отчаянно острой, неслыханно дерзкой фантастической повести «Небесный гость». В своём роде это произведение уникально, ибо создавалось оно для одного-единственного человека – для Сталина. Автор повести прекрасно понимал, что в Советском Союзе она никогда не будет напечатана, а потому посылал её – главка за главкой – в Кремль, подписывая свои послания таинственным псевдонимом «Кулиджары». Какой невероятной смелостью нужно было обладать, чтобы решиться на такое!
«Возможно, что мои литературные способности, – писал Ларри вождю, – не встретят Вашего одобрения, но за это, надеюсь, вы не осудите меня, как не осуждают людей за рыжий цвет волос. Отсутствие таланта я постараюсь заменить усердным добросовестным отношением к принятым на себя обязательствам». Что же это были за обстоятельства? С помощью фантастического приёма – описания посещения нашей планеты неким марсианином, который тщетно пытается разобраться в особенностях земной жизни – Ян Ларри отважился показать Сталину те глупости и нелепости, что расцвели пышным цветом в государстве «победившего социализма». Тон его сочинения был вызывающе издевательским, и ищейки из НКВД не заставили себя долго ждать. Всего через четыре месяца они нашли автора «контрреволюционной» повести и арестовали. В июле 1941 года Ян лари был приговорён к десяти годам лишения свободы за антисоветскую агитацию и пропаганду.
Для подававшего надежды детского писателя началась совсем другая жизнь – лагерная.…Следует сказать, впрочем, что к Яну Ларри, сыну рабочего латыша, судьба и до того была не слишком благосклонна.
Относительно места его рождения до сих пор существует неясность. Согласно некоторым энциклопедиям и справочникам, он родился в Риге, но в своей автобиографии писатель указывает Подмосковье, где в то время работал его отец. В девять лет он осиротел. Из детского приюта, куда его пытались пристроить, он сбежал, бродяжничал, некоторое время был учеником часовщика, а школьных радостей и горестей ему и вовсе не довелось испытать. Спустя несколько лет он все-таки получит высшее образование на биологическом факультете Харьковского университета. А пока он был призван в царскую армию, где перешёл на сторону «красных», в чьих рядах воевал до конца гражданской войны. Занимался самообразованием, причём настолько успешно, что уже с начала 1920-х гг. работал журналистом в различных изданиях Харькова, Новгорода, Ленинграда.
Затем судьба привела его в Харьков, где он устроился в газету «Молодой ленинец». С 1923 года Ларри активно выступает как журналист, а уже в 1926 году в харьковских издательствах выходят в свет его первые книги – «Украдена Краiна» и «Грустные и смешные истории о маленьких людях». В том же году молодой литератор перебирается в Ленинград, где работает в журнале «Рабселькор» и газете «Ленинградская правда». Здесь же он окончил университет, поступил в аспирантуру Всесоюзного научно-исследовательского института» рыбного хозяйства и даже стал директором рыбоводного завода!
Всё это время он не переставал сочинять. В соавторстве с А. Лившицем выпустил книгу «Пят лет» (1929). Выходили у него и сольные книги: «Окно в будущее» (1929), «Как это было» (1930), «Записки конноармейца» (1931), «Страна счастливых» (1931). О последней из них возможно, наслышаны знатоки и любители фантастики.
Неизвестно, как сложилась бы его дальнейшая литературная биография, если бы судьба не свела его с Самуилом Маршаком. А случилось это так. Самуил Яковлевич предложил известному географу и биологу академику Льву Бергу, под началом которого служил Ян Ларри, написать для детей научно-популярную книгу, посвященную науке о насекомых – энтомологии. Обсуждая детали будущей книги, они пришли к выводу, что знания следовало бы облечь в форму увлекательной научно-фантастической истории. Вот тогда-то академик и вспомнил о своем подчиненном, которому такая задача будет по силам. Так и получилось, что в истории детской литературы имя Яна Ларри навсегда осталось связано с фантастической сказкой «Необыкновенные приключения Карика и Вали», вышедшей в 1937 году.
Карик и Валя – брат и сестра. Валя легкомысленна и плаксива. Карик смел, у него есть чувство юмора. Однажды профессор Иван Гермогенович Енотов изобрел некий эликсир и пригласил ребят поприсутствовать при первом его испытании. Придя в лабораторию, ребята не застают профессора на месте и выпивают эликсир, думая, что это лимонад (эликсир был приятным по запаху и вкусным, как ситро). Под действием эликсира они уменьшаются в сотни раз. Ребята залезают на мертвую стрекозу, лежащую на подоконнике, в надежде, что профессор возьмёт стрекозу и заметит их под микроскопом, но стрекоза неожиданно оказывается живой и улетает с ними. Вернувшись в лабораторию, Иван Гермогенович замечает, что эликсир почти весь выпит, понимает, что произошло, и отправляется на поиски ребят, захватив с собой порошок для увеличения. Спрятав коробку с порошком среди травы и отметив это место шестом, профессор выпивает оставшийся эликсир и отправляется искать ребят среди травяных «лесов». В конце концов, ему это удаётся, и они отправляются к коробке с увеличительным порошком. Но они не знают, сколько страшных и интересных приключений их ещё ждёт...
Над «Необыкновенными приключениями Карика и Вали» Ян Ларри работал быстро и увлеченно, вдохновляемый поддержкой мэтра детской литературы. Судя по всему, прототипом книги послужила дореволюционная стихотворная сказка Василия Смирнова «Необыкновенные приключения двух карликов Кирика и Алика» (1910). Но не так просто оказалось «пробить» повесть в Детиздате. В веселой истории цензура усмотрела надругательство над могуществом советского человека. Вот характерный фрагмент одной из «внутренних» рецензий: «Неправильно принижать человека до маленького насекомого. Так вольно или невольно мы показываем человека не как властелина природы, а как беспомощное существо... Говоря с маленькими школьниками о природе, мы должны внушать им мысль о возможном воздействии на природу в нужном нам направлении».
Многократно наступать на одни и те же грабли – занятие утомительное и нервное. Возмущенный Ян Леопольдович наотрез отказался переделывать текст в соответствии с «генеральной линией». Уж лучше вовсе не издавать повесть, решил он. Так бы, наверное, и вышло, если бы не своевременное вмешательство Маршака.
Влиятельный, обладавший даром убеждения, Самуил Яковлевич решил судьбу произведения буквально в течение недели. И в февральском номере журнала «Костер» за 1937 год появились первые главы многострадальной повести. В авторской версии! В том же году «Необыкновенные приключения» вышли отдельной книгой – в Детиздате, разумеется. В 1940 году последовало второе, исправленное автором издание с чудесными иллюстрациями Г. Фетингофа. С тех пор книга переиздавалась неоднократно, а в 1987 году появилась ее двухсерийная телеверсия с Василием Ливановым в главной роли, а в 2005 году – мультипликационный фильм.
И вот ведь парадокс советской литературной жизни: сколь беспощадно ругали повесть Ларри до издания, столь же воодушевленно хвалили ее по выходе в свет. Книгу восторженно встретили не только читатели, но и официальная критика. Рецензенты отмечали научную грамотность и эрудицию писателя. О художественных достоинствах, как обычно, говорилось немного. Фантастику в те годы чаще всего рассматривали как придаток научно-популярной литературы.
В свою замечательную книгу лари ухитрился «втиснуть» целую энциклопедию по энтомологии (то есть науке о насекомых), и литературоведы тут же окрестили его детище «научной сказкой». Но ох как редко такие научные сказки удаются писателям! Даже талантливому Владимиру Брагину, попытавшемуся было повторить сюжет Яна лари в фантастическом романе «В стране дремучих трав» (1948), это удалось в гораздо меньшей степени – его и помнят сейчас меньше. А вот у Ларри получилась повесть, ставшая абсолютно детской классикой!
15 лет пребывания в ГУЛАГе не сломили Яна Ларри. В 1956 году Ян Леопольдович был полностью реабилитирован, восстановлен в правах и в Союзе советских писателей. После реабилитации в 1956 году он вернулся к литературному труду, сотрудничая с детскими журналами. Новые его книги, хотя и не повторили успеха «Карика и Вали», всё же были благосклонно встречены читателями: «Записки школьницы» (1961) «Удивительные приключения Кука и Кукки» (1961). А последней из прижизненных публикаций писателя оказалась напечатанная в «Мурзилке» сказка с замечательными иллюстрациями Виктора Чижикова «Храбрый Тилли: Записки щенка, написанные хвостом» (1970). Очень обидно, что произведения эти давно не переиздавались, – они заслуживают переиздания. Как заслуживает благодарной памяти человек, написавший их.
18 марта 1977 года Яна Леопольдовича не стало.
Ссылки:
Скачать бесплатные электронные книги
Книги автора Я. Ларри онлайн читать
«Необыкновенные приключения Карика и Вали» (аудиокнига)
Смотреть мультфильм онлайн:
http://megogo.net/ru/view/243911-neobyknovennye-priklyucheniya-karika-i-vali.html
Гаршин Всеволод Михайлович (1855-1888)
- Подробности
- Создано 06.02.2015 13:28
- Обновлено 06.02.2015 16:06
Гаршин Всеволод Михайлович
(1855-1888)
В.М. Гаршин родился в семье офицера кирасирского полка. В их доме нередко собирались его сослуживцы, принимавшие участие в недавно завершившейся Крымской войне, мальчик рос под впечатлением их рассказов о героической обороне Севастополя. В 1858 году отец Всеволода получив в наследство небольшое поместье, вышел в отставку и поселился в городе Старобельске, где активно участвовал в работе дворянского комитета по подготовке крестьянской реформы, однако вскоре в его поведении стали заметны признаки душевной болезни.
Мать В. Гаршина была типичной «шестидесятницей», живо интересовалась литературой и политикой, переписывалась с будущими участниками Слепцовской коммуны, свободно переводила с французского и немецкого, воспитывала детей в духе новейших педагогических теорий. В январе 1860 она бежала из дома с воспитателем своих старших сыновей П.В. Завадским, членом Харьковского революционного кружка, сопровождала его в ссылку в Олонецкую губернию и была вынуждена оставить пятилетнего сына Всеволода с отцом. Только в 1863 году ей удалось вернуть сына и увезти с собой в Петербург. Всеволод Михайлович, отмечая, какое большое влияние на его духовное развитие оказали мать и Завадский, писал по поводу этой семейной драмы в «автобиографии» (1884): «Некоторые сцены оставили во мне неизгладимое впечатление и, быть может, следы на характере». С детства обострённость восприятия сочеталась в нём с необыкновенной душевной чуткостью и совестливостью: жалея отца и тяжело переживая разлуку с матерью, он страстно желал облегчить их страдания и с четырёх лет мечтал о подвиге самоотвержения. Уже ребёнком Гаршин был крайне нервным и впечатлительным, чему способствовало слишком раннее умственное развитие. Впоследствии он часто страдал приступами нервного расстройства.
К семи годам Всеволод перечитал массу книг, от «Хижины дяди Тома» Г. Бичер-Стоу и «Собора Парижской богоматери» В. Гюго до «Что делать?» Н.Г. Чернышевского и журнала «Современник», с недетской серьёзностью проводил научные опыты, стремясь самостоятельно осмыслить выводы энциклопедии «Мир божий» А.Е. Разина, в гимназии (1864–1874) начал писать. В четвёртом классе, подражая «Илиаде», сочинил поэму о гимназическом быте, под псевдонимом Агасфер писал фельетоны для рукописного еженедельника «Вечерняя газета» (не сохранились). В 1872 году под впечатлением «Записок охотника» И.С. Тургенева написал этюд «Смерть». Рассказывая о молодом филологе, перед смертью думающем не о причастии, а о неразрешимом научном вопросе, он попытался выразить своё отношение к тому нравственному подвижничеству, которое будет волновать его в течение всей жизни. Выбор героя не был случаен. К науке в эти годы Гаршин чувствовал сильную любовь, укрепившуюся в нём после знакомства в 1868 году с А.Я. Гердом, талантливым педагогом и известным популяризатором естествознания, ставшим его духовным наставником и другом.
В 1874 году по совету Герда Всеволод Гаршин поступил в Горный институт, где учился без особого интереса, но с удовольствием слушал лекции Д.И. Менделеева, посещал семинар профессора ботаники А.Ф. Баталина, в студенческом кружке изучал социологические трактаты Дж. С. Милля и Г. Спенсера, читал «Исторические письма» П.Л. Лаврова и «Азбуку социальных наук» В.В. Берви-Флеровского, давал частные уроки и писал стихи.
Литературным дебютом В. Гаршина стал очерк «Подлинная история Энского земского собрания». Злободневную в конце 70-х гг. тему ограниченности земской деятельности он раскрыл в духе традиций демократической сатиры 60 гг. Но от других нравоописательных и сатирических замыслов его отвлекло предложение сотрудничать в газете «Новости» в качестве художественного критика. С 1874 г. поддерживал дружеские отношения с кружком молодых художников (И.И. Крачковский, Н.А. Ярошенко, К.А. Савицкий и др.) и непременно участвовал в импровизированных литературно-музыкальных вечерах.
В 1877 г. произошло событие, определившее творческую судьбу Гаршина. С осени 1876 г. он пытался уехать добровольцем в Сербию. Свой порыв объяснял матери: «Я не могу прятаться за стенами заведения, когда мои сверстники лбы подставляют под пули». Его просьба была удовлетворена лишь в апреле 1877 года: вместе с другом по институту и гимназии В.Н. Афанасьевым он участвовал в болгарском походе 138-го Болховского пехотного полка. Впечатления от тяжёлого двухмесячного похода легли в основу рассказов «Четыре дня» (1877), «Очень коротенький роман» (1878), «Трус» (1879), «Дёнщик и офицер» (1880), «Из воспоминаний рядового Иванова» (1883), которые должны были, по замыслу В. Гаршина составить книгу «Люди и война».
В бою возле болгарской деревни Аясляр (11 августа 1877 г.) был ранен, некоторое время находился в госпитале г. Бела, а затем (сентябрь 1877) отправлен в Харьков к матери, проживавшей там с 1869 года с младшим братом Евгением. В госпитале он начал писать рассказ «Четыре дня» и, закончив его в середине сентября, отправил в журнал «Отечественные записки». Рассказ, вышедший под заголовком «Один из этюдов войны», привлёк внимание, доходившее до сенсации. Гаршин сразу заявил о себе как мастер психологического рассказа, как ученик Л.Н. Толстого (в сознании читателей возникала аналогия с «Севастопольскими рассказами»). Историю тяжелораненого солдата, оставленного на поле боя, он использовал как повод к размышлению о войне и её осуждению. В исповеди героя, в реалистической картине всех ужасов были выражены переживания самого Гаршина, убедившегося в бессмысленности и безнравственности войны.
Получив в декабре 1877 г. годовой отпуск, он вернулся в Петербург с твёрдым намерением заняться «литературной работой». Вскоре он опубликовал очередной очерк о художественных выставках, откликнулся стихотворением «1877 года 30 декабря» на смерть Некрасова Н.А. (при жизни Гаршина не публиковалось). В марте 1878 года в «Отечественных записках» появился рассказ «Происшествие».
После произведения в прапорщики (27 апреля 1878 года) Гаршин хотел поступить в Военную академию. Но вскоре отказался от этого решения и в сентябре этого же года стал слушателем историко-филологического факультета Петербургского университета (до декабря 1878 года). Он слушал лекции О.Ф. Миллера, И.И. Срезневского, В.И. Ламанского, штудировал исторические монографии (сохранились конспекты Всеволода Михайловича), собирался написать сказку «Фиалка» по мотивам преданий о Екатерине II (сохранился черновой вариант). Приказ об увольнении со службы совпал с выходом рассказа «Трус», герой которого наделён многими автобиографическими чертами. Как и в предыдущих рассказах, для изображения внутренней драмы человека Гаршин использовал форму монолога-исповеди. И смерть рассказчика на поле боя, и случайная гибель его приятеля, по мысли Гаршина, подтверждали вывод о том, что война и любое другое преступление не могут быть оправданы социальными или биологическими законами.
В начале 1880 года душевное состояние Гаршина резко ухудшилось, повторился пережитый в гимназии (1872) приступ наследственной болезни и затянулся почти на год. Друзьям он жаловался на тоску, апатию, упадок сил.
Роковую роль в жизни Гаршина сыграла казнь И.О. Молодецкого (22 февраля 1880), стрелявшего в начальника Верховной распорядительной комиссии М.Т. Лорис-Меликова. В ночь накануне казни Гаршин в полубезумном состоянии умолял «диктатора» о великодушии, просил простить преступника. И уже «на границе полного безумия» уехал в Москву (март 1880), потом скитался по Тульской и Орловской губернии, в Ясной Поляне беседовал с Л.Н. Толстым, не заметившим в поступках и речах своего гостя ничего безумного. В мае 1880 года Гаршин был помещён в харьковский сумасшедший дом (Сабурова дача), откуда в сентябре его перевели в Петербург. Из Петербургской клиники Гаршина забрал дядя, В.С. Акимов, и увёз (ноябрь 1880) в своё имение Ефимовка (Херсонская губерния). Полтора года, проведённые там, вернули Гаршину душевное равновесие и позволили преодолеть «страх перед писательством», о котором он часто упоминает в письмах 1881 года. К этому времени относятся сделанный им, бесспорно, удачный перевод новеллы П. Мериме «Коломба» и ироничная сказка «То, чего не было». В мае 1882 года Гаршин вернулся в Петербург и вскоре опубликовал в газете «Южный край» очерк «Петербургские письма», в котором яркие зарисовки городского быта сочетались с глубокими размышлениями о Петербурге как «духовной родине интеллигенции».
Воспользовавшись приглашением И.С. Тургенева, лето 1882 г. В.М. Гаршин. провёл вместе с семьёй поэта Я.П. Полонского в Спасском-Лутовинове. Тургенев внимательно следил за творчеством Гаршина: приветствовал выход его первой книжки рассказов (1882), отмечал «признаки настоящего крупного таланта» и называл Гаршина своим литературным наследником. Однако его встреча с Гаршиным не состоялась.
В сентябре 1882 г. Гаршин впервые поступил на гражданскую службу. Некоторое время он был помощником управляющего бумажным складом в Гостином дворе, а затем (с марта 1883) перешёл в канцелярию Общего съезда русских железных дорог. Обязанности конторщика отнимали у Гаршина много времени, мешали литературной работе. Осенью 1882 года он занимался в основном переводами детских сказок Кармен Сильвы («Замок ведьм», «Чахлуа») и Луизы де ла Раме («Честолюбивая роза», «Нюренбергская печь»).
В феврале 1883 г. Всеволод Михайлович женился на Н.М. Золотиловой, враче Петербургской акушерской клиники И.М. Тарановского. Брак был удачным. 1883 год Гаршин считал самым счастливым в своей жизни. В этот год он написал самый лучший свой рассказ «Красный цветок». Герой его, психически больной, борется с мировым злом, которое, как ему кажется, воплотилось в красном цветке в саду: достаточно сорвать его — и будет уничтожено всё зло мира. Герой Гаршина, подобно Дон Кихоту уверовавший в возможность разом покончить со всем «злом на земле», отождествляет своего врага с древнеиранским божеством зла Ариманом, ищет поддержки у легендарного драконоборца и великомученика Св. Георгия. Особый смысл рассказу придавало посвящение И.С. Тургеневу.
Вышедший вслед за «Красным цветком» рассказ «Медведи» критика встретила холодно, хотя тонкий лиризм, органичное сочетание трагического и сатирического пафоса свидетельствовали о поиске Гаршиным новых форм. Именно в это время он упоминал о желании написать исторический роман из «петровщины», вместе с Н.А. Демчинским писал драму «Деньги» (сохранились второе и четвёртое действия, написанные Гаршиным). Но весной 1844 г. повторились приступы меланхолии, «мучительной тоски». Ухудшение самочувствия совпало с закрытием «Отечественных записок» (апрель 1884). Как о смерти любимого человека сообщал Гаршин матери о роспуске редакции, в которой сотрудничал с 1877 года. Болезненное состояние чередовалось у него с душевным подъёмом, желанием работать и писать. В эти моменты он был весел и необыкновенно деятелен. Он с энтузиазмом поддерживал все начинания Герда: корректировал рукописи книг по естествознанию, помогал описывать коллекции, редактировал вместе с ним ежегодник «Обзоры детской литературы», где, возможно, являлся одним из анонимных авторов рецензий. Будучи с осени 1884 года членом общества для пособия нуждающимся литераторам и учёным (Литературный фонд), с удовольствием выполнял любые поручения: готовил литературные вечера, юбилеи, концерты и по мере сил помогал оказавшимся на грани нищеты писателям, окружил заботой и вниманием смертельно больного поэта С.Я. Надсона.
С января 1885 г. Гаршин по приглашению В.Г. Черткова сотрудничал в издательстве «Посредник». Для общедоступных изданий переделал рассказы «Четыре дня» и «Медведи», сочинил несколько подписей к литографиям на евангельские темы.
Мастер реалистического рассказа, он обращался и к сказке. В круг чтения школьников вошли его сказки «То, чего не было», «О жабе и розе», «Сказание о гордом Аггее», «Лягушка-путешественница».
И всё же эти сказки вряд ли можно назвать детскими. Многие критики связывали манеру Гаршина с принципами создания сказок великим Андерсеном. Главное, что унаследовал Гаршин у Андерсена: фантастическое даётся не как противопоставление реальности, но как её продолжение.
Так же, как у Андерсена, в сказках Гаршина есть второй план. Его пальма самодовольна, а роза жертвует собой из любви к соловью. Сказка «О жабе и розе» похожа на сказку Андерсена, в которой ромашка жертвует собой ради соловья, посаженного в клетку. Оба цветка облегчают последние часы жизни нежного существа, попавшего в беду. И та, и другая сказки воспевают красоту: «Роза разливала вокруг себя тонкий и свежий запах, и этот запах был её словами, слезами и молитвой». В столкновении нежности и красоты, которую символизирует роза, нет того хищнического начала, которая олицетворяет жаба. И роза не погибла окончательно, её высушили и положили в книгу. Теперь она хранится у автора сказки. Красота не подвластна смерти.
Сказка «Лягушка-путешественница» была последним произведением писателя. Сюжет восходит к назидательной индийской сказке, которую пересказал известный индийский учёный Радж Ананд: жил-был король, который очень любил поговорить и задавал своим министрам глупые вопросы. И однажды королевский министр не выдержал и рассказал своему повелителю сказку о Черепаховиче, который уговорил пролетавших мимо гусей взять его в полёт. Они согласились, но Черепахович забыл, что прутик, на котором он держался в воздухе, у него во рту, и как только встречные вороны стали удивляться, что за чудо летит, ему захотелось похвастаться, и он закричал, что всё это он сам придумал. Черепахович выпустил прутик изо рта, полетел вниз и разбился о скалу.
Рассказ министра произвёл на короля большое впечатление, и он дал слово перестать так много болтать и спрашивать. У Гаршина вместо Черепаховича лягушка просит не гусей, а уток взять её в полёт. Сначала ничего не предвещает трагического конца: лягушка вполне благополучна, ей приятно, что капли дождя охлаждают её брюшко. Она радуется и гордится, когда её хвалят и говорят, что она очень умная.
Путешествие было нелёгким, прутик всё время дёргался, и бедная квакушка болталась в воздухе. Она всё терпела, потому что была мужественной лягушкой. Писателю нравится такой характер. Но, оказывается, лягушка тщеславна и болтлива. И поплатилась за это. Чванливость, «ячество» приводит лягушку к печальному концу. Добрые утки закричали, одна из них даже пыталась подхватить лягушку на лету, но промахнулась. Утки думали, что лягушка разбилась и очень жалели её…
Так нравоучительная индийская притча превратилась в явление искусства, одинаково интересное и детям, и взрослым.
Наступившая осенью 1887 года очередная депрессия не проходила до весны 1888. К этому времени резко ухудшились отношения с матерью, переехавшей в Петербург (лето 1886 г.) и преследовавшей сына назиданиями, советами, требованиями больше писать. Причиной полного разрыва стала ссора Екатерины Степановны с женой Гаршина. Из-за болезни Всеволод Михайлович вынужден был оставить службу (февраль 1888). По совету доктора А.Я. Фрея весну 1888 года он собирался провести в Крыму или на Кавказе. Но в день отъезда (19 марта), не выдержав ожидания припадка, бросился в пролёт лестницы. Через три дня Гаршин скончался, не приходя в сознание. Писатель похоронен на «Литераторских мостках», музее-некрополе Санкт-Петербурга.
Вскоре после его смерти по инициативе А.Н. Плещеева и К.С. Баранцевича были выпущены два благотворительных сборника. В сборнике «Памяти В.М. Гаршину» (1889) А.П. Чехов опубликовал рассказ «Припадок», в котором сумел предельно точно передать своеобразие личности Гаршина, связанное, по его мнению, с «человеческим талантом» сострадания, «великолепным чутьём к боли», которым обладал автор «Красного цветка».
ССЫЛКИ:
Полные и краткие биографии русских писателей и поэтов. Гаршин В. М.
Биографии знаменитостей. Гаршин В. М.
Краткие пересказы произведений
Пастернак Борис Леонидович
- Подробности
- Создано 03.02.2015 09:14
- Обновлено 08.10.2015 11:00
Родился Борис Леонидович Пастернак в Москве. Уже в младенчестве восторг у него вызывало господство музыки и краски. Отец, Леонид Иосифович Пастернак, был известным русским живописцем, академик Петербургской Академии художеств, мать, Розалия Кауфанг, – талантливой пианисткой. Многое от родителей передалось сыну. Родители переехали в Москву из Одессы в 1889 году, за год до его рождения. Борис появился на свет в доме на пересечении Оружейного переулка и Второй Тверской-Ямской улицы, где они поселились. Кроме старшего, Бориса, в семье Пастернаков родились Александр (1893), Жозефина (1900) и Лидия (1902).
О роли музыки в своей жизни, и в особенности Скрябина, с которым его семья дружила, пастернак писал: «Больше всего на свете я любил музыку, больше всех в ней – Скрябина. Музыкально лепетать я стал незадолго до первого с ним знакомства. К его возвращенью (из-за границы) я был учеником одного композитора. Мне оставалось еще только пройти оркестровку, жизни вне музыки я себе не представлял».
В квартире Пастернака устраивались домашние концерты, участие в которых принимали и Скрябин, и Рахманинов. Пастернак называл началом своего сознательного детства ночное пробуждение от звуков музыки Чайковского, которую играли для Л.Н. Толстого и его семьи. Это было 23 ноября 1894 года.
Другим толчком его внутреннего роста послужили звуки сочиняемой «Поэмы экстаза». Он услышал их в лесу, недалеко от той дачи, в которой жили Скрябины.
Лето 1903 года было чревато двумя событиями, сказавшимися на всей последующей жизни: встречей с музыкой Скрябина, в результате которой он стал мечтать о композиторской деятельности, а с другой стороны – несчастным случаем, сделавшим его хромым. Вот как описал сам Пастернак этот несчастный случай: «В ту осень возвращение наше в город было задержано несчастным случаем со мной. Отец задумал картину «В ночное». На ней изображались девушки из села Бочарова, на закате верхом во весь опор гнавшие табун в болотистые луга под нашим холмом. Увязавшись однажды за ними, я на прыжке через широкий ручей свалился с лошади и сломал себе ногу, сросшуюся с укорочением». Постоянным усилием воли в течение всей жизни Пастернак скрывал свою хромоту.
Стихи юноша начал писать летом 1909 года, но первое время он не придавал им серьёзного значения. «В то время я смотрел на свои стихотворные опыты как на несчастную слабость и ничего хорошего от них не ждал» – писал впоследствии поэт.
Пастернак окончил классическую гимназию в 1908 году с золотой медалью и всеми высшими баллами, кроме закона Божьего, от которого был освобождён из-за еврейского происхождения. Он хорошо учился и продолжил образование на философском отделении историко-филологического факультета московского университета, который окончил в 1913 году с дипломом первой степени (кандидат философии). Но, кроме этого, ещё обучаясь в гимназии, он за шесть лет прошёл предметы композиторского факультета консерватории.
В Пастернаке проявился не только музыкант и философ (в обоих видах творчества он достиг почти профессиональной высоты), но и профессиональный живописец, хотя живопись была стихией его отца, а не его. Начиная с детских воспоминаний и до последних дней, он видел мир в красках и линиях. Пастернак-поэт ни разлучался с мольбертом и палитрой, и мысленно смешивать краски для него было наибольшим удовольствием.
К 1912 году мать скопила денег и предложила ему поехать за границу. Был выбран Марбург, где в те годы процветала знаменитая философская школа Германа Когена (он лично советовал Пастернаку продолжить карьеру философа в Германии). Тогда же Борис Леонидович сделал предложение Иде Высоцкой (дочери крупного чаеторговца Д. В. Высоцкого), но получил отказ.
Среди знакомых семьи особую роль сыграл поэт Р.М. Рильке. Увлечение его творчеством формировало поэзию Пастернака. Кроме него, огромное влияние оказал и на его творчество, и на его жизнь поэт Владимир Маяковский, неизменно ценивший Пастернака.
Первыми напечатанными стихами оказались стихи, вошедшие в сборник «Лирика», изданный в 1913 году. Событие это побудило Пастернака серьёзнее относиться к собственному поэтическому творчеству. В 1914 году выходит его самостоятельный сборник, согласно моде тех лет, названный им «Близнец в тучах». Сборник не привлёк к себе внимания любителей поэзии.
В период между Февральской и Октябрьской революциями 1917 года Пастернаком было создано много стихотворных и прозаических произведений. К этому же времени относится и его наибольшее сближение с Маяковским. В поэзии Маяковского он видел высокий образец и оправдание революционного новаторства. Его отношение к поэзии Маяковского характеризуется «восхищённым отталкиванием». Оно было необходимо, чтобы остаться самим собой, и это было трудно.
Летом 1921 года он знакомится с художницей Евгенией Лурье, а в феврале 1992 года женится на ней. 23 сентября 1923 года у Пастернаков родился сын Евгений.
В 1922 году вышел сборник стихов Пастернак «Сестра моя – жизнь». Эта книга принесла ему широкую известность, помогла утвердить свою собственную творческую позицию. Он писал об этом сборнике своих стихотворений в «Охранной грамоте»: «мне было совершенно безразлично, как называется сила, давшая книгу, потому что она была безмерно больше меня и поэтических концепций, которые меня окружали».
Поэзия была для него внутренней, душевной потребностью. Зарабатывать же переводами он стал уже в 1918–1921 годах. В этот период им было переведено пять стихотворных драм Клейста и Бена Джонсона, интермедии Ганса Сакса, лирика Гёте и немецких экспрессионистов.
Отец, мать и сестра Пастернака уехали в Германию ещё в 1921 году для длительного лечения отца. А после прихода к власти нацистов обосновываются в Лондоне. Начинается активная переписка Пастернака с ними и русскими эмиграционными кругами вообще, в частности, с Мариной Цветаевой. В эти годы писались стихи, включенные в сборник «Темы и вариации». История и собственная жизнь в прошлом становятся для него главными темами его больших произведений.
В 1925 году Пастернак стал писать стихотворный роман-поэму «Спекторский», в значительной мере автобиографический. Создаётся стихотворный цикл «Высокая болезнь», поэмы «Девятьсот пятый год» и «Лейтенант Шмидт».
В 1928 году возникает замысел его прозаической книги «Охранная грамота», законченной им только два года спустя. По определению самого Пастернака, это – «автобиографические отрывки о том, как складывались мои представления об искусстве и в чём они коренятся». В поэзии положения «Охранной грамоты» были применены и декларированы в сборнике «Второе рождение».
Сборник «Поверх барьеров» выходил дважды – в 1929 и 1931 годах. Он окончательно утвердил его положение в поэзии.
В декабре 1930 года Борис Пастернак уходит из семьи, а летом 1931 года вместе с Зинаидой Нейгауз приезжает в Тбилиси: «Мне и моей спутнице, впоследствии ставшей моей второй женой, негде было приклонить голову». Пастернак на Кавказе пишет стихи, вошедшие в цикл «Волны», в которых нашли отражение его впечатления от Кавказа и Грузии. Он увлекается переводами с грузинского – особенно Паоло Яшвили, Тициана Табидзе и Николая Бараташвили.
Летом 1932 года вместе с Зинаидой Нейгауз поэт едет на Урал. Впечатления от этой поездки впоследствии нашли отражение в романе «Доктор Живаго».
В 1935 году Пастернак участвует в работе проходящего в Париже Международного конгресса писателей в защиту мира, где с ним случается нервный срыв. В этом же году Пастернак заступился за мужа и сына Анны Ахматовой, освобожденных из тюрем после писем Сталину Пастернака и Ахматовой. За это Пастернак шлет в подарок Сталину книгу переводов «Грузинские лирики» и в сопроводительном письме благодарит за «чудное молниеносное освобождение родных Ахматовой».
В январе 1936 года Пастернак публикует два стихотворения, обращенные со словами восхищения к И. В. Сталину. Однако уже к середине 1936 года отношение властей к нему меняется – его упрекают не только в «отрешённости от жизни», но и в «мировоззрении, не соответствующем эпохе», и безоговорочно требуют тематической и идейной перестройки. Это приводит к первой длительной полосе отчуждения Пастернака от официальной литературы. По мере ослабевающего интереса к советской власти, стихи Пастернака приобретают более личный и трагический оттенок.
В 1936 году переезжает на дачу в Переделкине, где с перерывами проживёт до конца жизни.
1 января 1938 года во втором браке у поэта родился сын, которого Борис Пастернак в честь отца назвал Леонидом.
В этом же году Пастернак начинает переводить Шекспира. Первым он перевёл «Гамлета», затем «Ромео и Джульетту», «Антонио и Клеопатру», «Отелло», две части «Генриха IV», а далее – «Короля Лира» и «Макбет». Затем шли переводы Ш. Петефи, «Марии Стюарт» Шиллера и «Фауста» Гёте.
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. Борис Пастернак эвакуируется в город Чистополь, откуда вместе с другими писателями выезжал в действующую армию, что имело для него чрезвычайное значение. Свои мысли и чувства об этом времени выразил в патриотических стихах, опубликованных в советской печати.
31 мая 1945 года умер отец – Л.О. Пастернак. «В момент кончины его вокруг него были Федя и девочки, он умер, вспоминая меня…» – писал Борис Пастернак.
В ноябре 1945 года начинает работать над романом «Доктор Живаго».
В октябре 1946 года знакомится с О.В. Ивинской, работающей в отделе поэзии редакции журнала «Новый мир». Она стала «музой» поэта. Он посвятил ей многие стихотворения.
Встреча эта положила «резкий и счастливый отпечаток» на жизнь поэта и сказалась на дальнейшем осмыслении им образа Лары Гишар, героини романа «Доктор Живаго». Роман создавался в течение десяти лет, с 1945 по 1955 гг. Являясь, по оценке самого писателя, вершиной его творчества, роман являет собой широкое полотно жизни российской интеллигенции на фоне драматического периода от начала столетия до Великой Отечественной войны. Роман пронизан высокой поэтикой, сопровождён стихами главного героя – Юрия Андреевича Живаго. Во время написания романа Пастернак не раз менял его название. Роман мог называться «Мальчики и девочки», «Свеча горела», «Опыт русского Фауста», «Смерти нет». Роман, затрагивающий сокровенные вопросы человеческого существования – тайны жизни и смерти, вопросы истории, христианства, был резко негативно встречен властями и официальной советской литературной средой, отвергнут к печати из-за неоднозначной позиции автора к Октябрьской революции и последующим изменениям в жизни страны.
Книга вышла в свет сначала в Италии в 1957, а потом в Голландии и Великобритании.
С 1946 по 1950 год Пастернак ежегодно выдвигался на соискание Нобелевской премии по литературе. В 1958 году его кандидатура была предложена прошлогодним лауреатом Альбером Камю, и 23 октября Пастернак стал вторым писателем из России (после И.A. Бунина), удостоенным этой награды. За выдающиеся заслуги «в современной лирической поэзии и в области великой русской прозы» ему была присуждена Нобелевская премия. Получив телеграмму от секретаря Нобелевского комитета, Пастернак 29 октября ответил ему: «Благодарен, рад, горд, смущён». Казалось бы, Нобелевская премия – это полная и абсолютная победа и признание, честь, оказанная всей русской литературе. Однако на следующее утро власти потребовали от Пастернака немедленного, демонстративного отказа от престижной премии. Пастернак ответил, что ничто не заставит его отказаться от оказанной ему чести, что он уже дал положительный ответ Нобелевскому комитету. Он продолжал работать над переводами, не читал газет, говорил, что за честь быть Нобелевским лауреатом готов принять любые лишения. Гордая и независимая позиция помогала Пастернаку в течение первой недели выдерживать все оскорбления, угрозы.…Но всё это перестало его интересовать, когда, приехав в Москву и поговорив по телефону с О. Ивинской, он пошёл на телеграф и отправил телеграмму в Стокгольм: «В силу того значения, которое получила присужденная мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от неё отказаться, не примите за оскорбление мой добровольный отказ». Другая телеграмма была послана в руководящие органы правящей коммунистической партии: «Верните Ивинской работу, я отказался от премии».
Но эта жертва уже никому не была нужна. Она ничем не облегчила его положения. Борис Пастернак был исключён из Союза писателей СССР, а московские писатели обратились к советскому правительству с просьбой лишить Пастернака гражданства и выслать за границу. Чтобы избежать этого, Пастернаку надо было подписать согласованный с начальством текст обращений в газету «Правда» и к Хрущёву. Текст этих писем написан не Пастернаком и подписан вынужденно. Это унижение, насилие над его волей было особенно мучительно для писателя.
Несмотря на исключение из Союза писателей СССР, Пастернак продолжал оставаться членом Литфонда, получать гонорары, публиковаться. Неоднократно высказывавшаяся его гонителями мысль о том, что Пастернак, вероятно, захочет покинуть СССР, была им отвергнута: «Покинуть Родину для меня равносильно смерти. Я связан с Россией рождением, жизнью, работой».
И только через три десятилетия секретариат Союза писателей отменил своё решение об исключении Пастернака.
В 1952 году Пастернак перенёс тяжёлый инфаркт, но напряжённая творческая работа помогла ему преодолеть болезнь и продолжать жизнь, ощущая вновь её значительность. Он начал писать новый цикл своих стихов – «Когда разгуляется», который составил его последнюю книгу. Судя по многим его высказываниям, Пастернак уже с 20-х годов остро ощущал нелёгкий стиль и сложную фактуру своих стихов. Поэтому он стал давать своим стихам «разъясняющие» заглавия.
В последних своих стихах Пастернак не отступил от примет своего стиля, своего отношения к природе, и именно природа, мысли о вселенной составили главную тему его поэзии и близкой к поэзии поэтической прозы. Он стремился писать понятнее, но всегда в пределах своего стиля.
Умер Пастернак 30 мая 1960 года после тяжёлой болезни – рака лёгких. Он предчувствовал свою смерть и умирал с полным сознанием неизлечимости болезни. Официальные власти постарались не заметить уход Б. Пастернака. Дошло до того, что родной сестре, которая не виделась с братом почти сорок лет, выдали советскую визу после похорон брата.
В декабре 1989 года в Москве родным Б. Пастернака был вручен диплом лауреата Нобелевской премии, а в Стокгольме в Шведской академии в присутствии Нобелевских лауреатов сыну Евгению Пастернаку была передана Нобелевская медаль его отца, Бориса Пастернака. Шведская академия признала отказ Пастернака от премии вынужденным.
Для Бориса Пастернака Нобелевская премия, которая должна была освободить его от положения одинокого и гонимого человека, стала причиной новых страданий, окрасивших горечью последние полтора года его жизни. Он был безразличен к деньгам, главным для него была та честь, которой он был удостоен лишь посмертно.
...у него было дворянское чувство равенства со всем живущим. Он ... умел выражать мысли в той форме, в какой они приходят в голову в первую минуту, пока они живы и не обе
Всякая стадность - прибежище неодарённости.
Я думаю, надо быть верным бессмертию, этому другому имени жизни, немного усиленному.
А что такое история? Это установление вековых работ по последовательной разгадке смерти и её последующему преодолению.
Амалия Карловна была полная блондинка лет тридцати пяти, у которой сердечные припадки сменялись припадками глупости.
Вечер был сух, как рисунок углём.
Я думаю, что, если бы дремлющего в человеке зверя можно было остановить угрозою, всё равно, каталажки или загробного воздаяния, высшей эмблемой человечества был бы цирковой укротитель с хлыстом, а не жертвующий собою проповедник. Но в том-то и дело, что человека столетиями поднимала над животным и уносила ввысь не палка, а музыка : неотразимость безоружной истины, притягательность её примера.
Человек в других людях и есть душа человека.
...искусство ... неотступно размышляет о смерти и неотступно творит этим жизнь.
Пахло всеми цветами на свете сразу, словно земля днём лежала без памяти, а теперь этими запахами приходила в сознание.
Озарённая месяцем ночь была поразительна, как милосердие или дар ясновидения.
...со всей России сорвало крышу, и мы со всем народом очутились под открытым небом.
Над городом как полоумные быстро неслись тучи, словно спасаясь от погони. Их клочья пролетали так низко, что почти задевали деревья, клонившиеся в ту же сторону, так что похоже было, будто ими, как гнущимися вениками, подметают небо.
Взрослый мужчина должен, стиснув зубы, разделять судьбу родного края.
Всё истинно великое безначально, как Вселенная.
...он ... задним числом упрекал их в том, что все прошедшие годы они держали его в темноте неведения, намеренно скрывая от него происхождение мира от обезьяны.
На горе стоял одинокий, отовсюду открытый дом. Его окружал сад, летом, вероятно , разраставшийся, а теперь НЕ ЗАЩИЩАВШИЙ ЗДАНИЯ СВОЕЙ УЗОРНОЙ, ЗАИНДЕВЕЛОЙ РЕДИЗНОЙ.
Ах как вкусно было тогда жить на свете, какое всё кругом было заглядение и объедение!
Марксизм слишком плохо владеет собой, чтобы быть наукою.
Я не люблю людей, безразличных к истине.
Человек рождается жить, а не готовиться к жизни.
Это раздражает, как разговоры стариков о старости, а больных о болезни.
Он думал о творении, твари, творчестве и притворстве.
Я не люблю правых, не падавших, не оступавшихся. Их добродетель мертва и малоценна. Красота жизни не открывалась им.
Главной бедой, корнем будущего зла была утрата веры в цену собственного мнения.
По-моему, философия должна быть скупою приправой к искусству и жизни. Заниматься ею одною так же странно, как есть один хрен.
В снег такое наслаждение слушать длинные умные рассуждения.
И всё это мне! За что мне так много?
...ИСКУССТВО, в том числе и трагическое, есть РАССКАЗ О СЧАСТЬЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ.
Несвободный человек всегда идеализирует свою неволю.
Цитаты из романа Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго»
Ссылки
Борис Леонидович Пастернак в Википедии Полные и краткие биографии русских писателей и поэтов БОРИС ПАСТЕРНАК.«ГАМЛЕТ XX ВЕКА» Русская поэзия. Стихи Бориса Павтернака Переделкино. Музей Бориса Пастернака Азбука мудрых мыслей. Цитаты: Пастернак, Борис Леонидович Электронная библиотека ModernLib.Ru. «Доктор Живаго»
Писатели-юбиляры 2014 года
- Подробности
- Создано 15.01.2015 08:56
- Обновлено 27.12.2021 10:31
Смотрите также:
Дайнеко Леонид Мартинович
- Подробности
- Создано 09.01.2015 00:32
- Обновлено 08.10.2015 10:46
Леонид Мартинович Дайнеко советский белорусский писатель, автор исторических романов. Член СП СССР (1970). Лауреат Литературной премии СП Белорусской ССР имени И. Мележа (1988). Лауреат Государственной премии БССР (1990).
Войдя в литературу лирическими «Голосами» (1969), что отчетливо выявили стремление творца «до ясного и прозрачного, не усложненного чрезмерной метафоричностью письма, к лаконичной и строгой форме» (Гилевич Н.), Л.Дайнеко и впредь укреплял свои позиции в поэзии оригинальными сборниками стихов. Это «Берег ожидания» (1972), «Ночные телеграммы» (1974), «Моя весна сороковая» (1979), «Вечное мгновение» (1985), книга избранного «Снежинки под огнем» (1989), многочисленными публикациями в периодических изданиях. Но даже такие серьезные наработки самому автору не давали уверенности в определении собственного места в литературе, не обозначали прочного присутствия в рамках того или иного поколения.
Л. Дайнеко относится к представителям того поколения в литературе 20 века, которое естественно утверждала и не могло миновать в своем творчестве лично близких или собственно усвоенных тем. В том числе – военного сражения; деревенской жизни; постепенного принятия вчерашним крестьянином недавно еще чужого городского пространства. Так же как и обязательного для советской литературы воспевания коммуны, флага Ильича, социалистической эпохи, трудового энтузиазма и других традиционных атрибутов прославления героики самого мощного и нерушимого государства.
Родился Леонид Мартинович Дайнеко в селе Дмитриевка 2-я Кличевского района Могилевской области в семье усердных колхозников Феклы Ивановны и Мартина Степановича, из восьмерых детей которых выжило только четверо. После окончания в 1956 г. средней школы работал на Урале, служил в Советской Армии. В 1967 г. окончил отделение журналистики филфака Белорусского Государственного Университета. Работал на стройках, на Нижнетагильском металлургическом комбинате, на телевидении в Витебске и Минске (1967–1972); был ответственным секретарем журнала «Молодость» (1972–1989), заведующим редакции поэзии издательства «Художественная литература» (1989–1991).
Родительский дом и ключ от него для писателя – такое же неизменное условие вечнозеленой надёжности родины-дерева, корнями которого выступают деды, надежными стволами – родители, а дети предстают всегда шумными ветвями. Вообще, сила притяжения родных истоков, материнского и отцовского начала для формирования и взросления творческой личности Л. Дайнеко чрезвычайно существенная, если не определяющая. Сам писатель, а также близкие для его семьи люди в один голос отмечают, какой поэтической, тонкой в ощущении народного слова, языкового интонационно-мелодического рисунка, песенного ритма и рифмы была его мать Фекла Ивановна. О безмерной сыновней признательности к ней свидетельствует сквозное присутствие дорогого сердцу образа во многих стихах и в поэме-плаче «Свет твоих далеких окон».
Именно от родителей, по характеристике Л. Дайнеко, «хороших, заботливых, мудрых», от нравственных и эстетических устоев семейного воспитания и деревенского образа жизни и сформировалось в творце такое возвышенное отношение к красоте отечественной природы. В одном интервью писатель признается: «С самого раннего детства (как себя помню) люблю сияние ночных звёзд над черными лесами, январские белорусские оттепели, хруст снега под санным полозом. Люблю все земное и наш земной народ».
Благодаря историческим романам «Меч князя Вячки» (1987), «След оборотня» (1988), «Железные желуди» (1990) творчество Л. Дайнеко приобрело широкий читательский резонанс и стало заметным достоянием национальной литературы.
Кажется, интерес к тревожно-таинственному звучанию седых веков, обращение к истокам, стремление представить и понять первопроходцев нации и собственного рода – «какие они, мои прадеды?..» – всегда присутствовали и даже выступали в качестве ведущих мотивов в творчестве поэта и прозаика Л. Дайнеко. Такое вдумчивое светопостижение через богатые возможности исторической памяти, уцелевшие вещественные и природные реалии проявилось уже в первом стихотворном сборнике писателя «Голоса». Для молодого тогда еще автора беспокойство седых веков, гремучий «ледоход» веков, дыхание старины, ее присутствие в дне сегодняшнем угадываются в таких атрибутах неброского белорусского пейзажа, свидетелях пережитого родной землей-славянкой, как камни, курганы, щедро политое кровью ржаное поле, игривые источники и голубые реки.
Леонид Мартинович расширил пределы отображения прошлого: он чувствовал губительность безразличного отношения общества к белорусской истории и культуре. Он осознавал, что белорусам необходимо вернуть их славное историческое прошлое, что нужно заниматься «воспитанием в человеке достоинства за свой народ», вести работу среди молодежи «по пробуждению в ней глубоких знаний о своих людях и своей стране».
Автор сборников стихов, в которых прославление родной земли и человека труда, раздумья над годами войны, детства, жизнью деревни («Голоса» (1969), «Берег ожидания» (1972), «Моя весна сороковая» (1979), «Вечное мгновение» (1985)), сборник рассказов «Отчий родник» (1976).
Романная дилогия «Люди и молнии» (1977) и «Запомним себя молодыми» (1979) раскрывает сложные события революции, гражданской войны, борьбы с оккупантами, становления белорусской государственности в 1917–1919.
Тему города осмысливает в романе «Футбол на заминированном поле» (1987).
Борьбу народа с крестоносцами в XII веке показал в историческом романе «Меч князя Вячки» (1987, Литературная премия Союза Писателей Беларуси имени И. Мележа 1987).
Известный полоцкий князь Всеслав Чародей – герой исторического романа «Тропой чародея» (1988, вместе предыдущим романом Государственная премия Беларуси имени К. Калиновского 1990).
Ранний этап становления древнего белорусско-литовского государства – Великого Княжества Литовского – отразил в историческом романе «Железные жёлуди» (1990).
Автор фантастического романа «Человек с бриллиантовым сердцем» (1992).
Некоторые стихи Дайнеко положены на музыку.
Его произведения печатались на русском, украинском, польском, английском, эстонском, латышском, литовском, молдавском, армянском, грузинском, идиш, иврите и других языках.
ССЫЛКИ
Дайнеко Леонид Мартинович на сайте Википедии
Персональный сайт Леонида Дайнеко
Электронная библиотека. Читать «Меч князя Вячки» и «Тропой чародея». Читать on-line
Дайнеко Леонид Мартынович. Читать on-line произведения
Библиотека электронных книг. Леонид Дайнеко
Дайнеко Леонид Мартинович - афоризмы, цитаты, высказывания и изречения
Грибоедов Александр Сергеевич
- Подробности
- Создано 08.01.2015 10:32
- Обновлено 08.10.2015 10:46
Имя это знают в России уже два столетия. И, Произнося его, вспоминают комедию «Горе от ума», ещё, быть может, трагическую гибель поэта в Тегеране и эпитафию, начертанную вдовой над его могилой. Но столь скудные сведения не могут исчерпать жизнь человека. Тем более человека такого.
Александр Сергеевич Грибоедов объединил собой два рода, носивших одну и ту же фамилию. Корни этих родов уходят вглубь 17, даже 16 века. В 1614 году царь Михаил Фёдорович пожаловал Михаилу Ефимовичу Грибоедову несколько деревень в Вяземском уезде «за ево многие службы» «в нужное и во прискорбное время», как было указано в прилагавшейся грамоте. Под 1650 годом упоминается Иван Грибоедов, ехавший во главе поезда царицы в походе царя Алексея Михайловича в Кашин. А в 1669 году Фёдор Акимович Грибоедов был щедро награждён царём за составление «истории о царях и великих князьях земли русской», написанной для царских детей и в своё время очень известной среди старых русских книжников. При Петре Великом служил Тимофей Иванович Грибоедов воеводой в Дорогобуже, потом комендантом в Вязьме. Многих Грибоедовых встречаем в 18 веке в списках лейб-гвардии Преображенского полка.
Об отце поэта, Сергее Ивановиче, мы знаем очень мало. Его формулярный список краток. Родившись в 1760 году в семье небогатого помещика Владимирской губернии, он пятнадцатилетним юношей вступил вахмистром в Кинбурнский драгунский полк. Через десять лет, в чине капитана, не побывав ни в одном сражении, он уже просился в отставку «по имеющимся у него разным болезням» и получил её в сентябре 1785 года с награждением чином секунд-майора; в этом чине он и умер. Образование его, по-видимому, было очень скромно; в формуляре сказано только, «грамоте читать и писать по-российски умеет». В 1791 или 1793 году он женился на Настасье Фёдоровне Грибоедовой. От этого брака они имели двоих детей, Марию и Александра, который двумя годами моложе своей сестры. Точно неизвестно, в каком году поэт родился, но общепринятая дата 4 января 1795 года. Настасья Фёдоровна была моложе мужа на восемь лет, но это не помешало ей взять верх в семейной жизни. Сам Александр Сергеевич ни словом не упоминает об отце в своих сочинениях и письмах, хотя помнить его мог хорошо, так как был уже зрелым юношей ко времени смерти Сергея Ивановича (он умер около 1815 года). Очевидно, личность отца не оставила яркого впечатления в памяти сына.
Гораздо больше данных имеется о матери поэта, Анастасии Фёдоровне, в девичестве также Грибоедовой. Она родилась в 1768 году в московской богатой и многолюдной семье; её образование и вообще культурный уровень были, по-видимому, значительно выше, чем у мужа. Она была нехороша собой, в то время как остальные сёстры блистали красотой; к тому же была весьма близорука. Это была знатная русская барыня, умная и любящая, но нетерпимая, страстно-резкая в своих приговорах и деспотически властная даже в любви. Властная крепостница. Её непомерные требования и жестокость в обращении с крестьянами вызвали в 1816–1819 годах столь серьёзные волнения в костромском имении Грибоедовых, что для подавления их губернское начальство прибегло к помощи крупной воинской силы. Мать писателя, по свидетельству его сестры, «никогда не понимала глубокого, сосредоточенного характера Александра и всегда желала для него только блеска и внешности».
Образ сестры поэта очень привлекателен. Они очень любили друг друга. С любовью к брату Мария Сергеевна соединяла чуткое понимание его характера и высоких дарований. Она превосходно играла на фортепиано, и, в особенности, на арфе и даже выступала в публичных благотворительных концертах.
Учиться Грибоедов начал очень рано. Вероятно, в самом раннем детстве у него была гувернантка-француженка, какая-нибудь «мадам Розье». Её сменили гувернёры: сначала Петрозилиус Иван Данилович (писатель, преподаватель немецкого и латинского языков), потом Ион Богдан Иванович. Ион был очень образованным человеком и помимо своей специальности был хорошо знаком с классической литературой, которой усердно занимался с Грибоедовым.
В ребячестве маленький Саша нисколько не показывал наклонности к авторству и учился посредственно, но всегда отличался юмористическим складом ума и какою-то неопределённой сосредоточенностью характера.
В 1802 и 1803 годах Александр Сергеевич уже поступил в Московский университетский благородный пансион. Это было замечательное учебное заведение – прочно организованная школа с обширной программой, прекрасным подбором преподавателей, с опытным и любящим дело директором, с большим тяготением в сторону литературных и художественных интересов. Преподавание было построено так, что воспитанники пансиона в старших классах начинали уже слушать некоторые лекции в университете. В составе преподавателей было много профессоров и лиц с учёными степенями; некоторые их них составили себе крупное имя в педагогической литературе, как, например, Кошанский, впоследствии профессор Царскосельского лицея и учитель Пушкина. Состав воспитанников был также чрезвычайно удачный: в конце 18 века и начале 19 через пансион прошли Жуковский, князь В.Ф. Одоевский, Грибоедов, позднее Лермонтов, вереница поэтов, учёных, государственных деятелей. Воспитанники издавали свои собственные журналы и сборники, что сильно поднимало в их среде литературные интересы. Кроме того, в пансионе издавна существовал хорошо оборудованный театр. Грибоедов быстро выдвинулся в пансионе благодаря своим дарованиям и хорошей домашней подготовке. Здесь он пробыл около трёх лет. 30 января 1806 года он уже поступил в Московский университет. Александру Сергеевичу было тогда 11 лет! Объяснить это можно только блестящими дарованиями и прекрасной предварительной подготовкой.
При поступлении выбрал словесное отделение тогдашнего философского факультета. Через два с половиною года, 3 июня 1808 года, Александр Сергеевич уже был произведён в кандидаты словесных наук с правами на чин 12-го класса, и в аттестате были отмечены прекрасные успехи молодого студента. Такого аттестата тогда было достаточно, чтобы считать образование законченным и искать успехов на государственной службе. Но Грибоедов остался в университете и продолжал своё образование теперь уже по юридическому факультету. Прошло ещё два года, и 15 июня 1810 года он получил степень кандидата прав. Грибоедов «учился страстно». Он снова остался в университете и пробыл в нём вплоть до закрытия в 1812 году, изучая ещё математику и естественные науки.
Среди его преподавателей здесь выделялись: профессор словесности Н. Ф Кошанский, историк М. Т. Каченовский, известный поэт и критик А. Ф. Мерзляков. Ряд московских профессоров того времени были поборниками передовой, прогрессивной науки. Декабрист Н. И. Тургенев, учившийся в Московском университете вспоминает, что в одной из своих лекций молодой учёный, профессор Л. А. Цветаев указывал на то, что простой народ в России находится в пренебрежении, что бедных простолюдинов всячески притесняют. Особенное влияние оказал на Грибоедова профессор И.Ф. Буле, у которого он «брал частные уроки в философских и политических науках на дому».
В университете Грибоедов сближается с многими из будущих декабристов, ставшие впоследствии участниками тайных политических обществ. В студенческие годы завязалась дружба Александра Грибоедова с П. Я. Чаадаевым, оказавшим своим свободомыслием несомненное влияние на духовное развитие будущего автора «Горя от ума». Вся эта молодёжь живо интересовалась социальными и политическими вопросами. В Грибоедове рано пробуждаются чувство личного достоинства, любовь к свободе, протест против крепостнических прав.
Именно в студенческие годы началось увлечение Александра Сергеевича театром и литературой. На 15-ом году жизни Грибоедова обозначилось уже, что решительное его призвание – поэзия. В университете нередко читал он товарищам свои стихи, главным образом сатиру и эпиграммы.
Итак, Грибоедов проучился в университете шесть с половиною лет, получил два диплома, прошёл науки трёх факультетов и только случайно не получил высшей учёной степени. К этому следует ещё прибавить, что он владел французским, немецким, английским и итальянским языками. В александровское время, когда все «учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь», грибоедов был одним из образованнейших русских людей.
К мирному завоеванию докторского диплома Александр Сергеевич готовился в то время, когда вокруг назревали великие военные и политические события. Вторжение в пределы России Наполеона вызвало сильное национальное движение. Это событие пробудило в нём большое патриотическое чувство, и 1 сентября 1812 года офицером Московского гусарского полка он покинул Москву в момент ухода из неё русской армии. Будущему писателю не довелось непосредственно участвовать в военных действиях, но он побывал с войсками в разных местах России, увидев неприглядную крепостническую действительность. Эта война и время заграничных походов не могли не принести ему много тяжёлых личных переживаний по той же линии выявления себя: он не попал на фронт, вероятно, не будучи в силах преодолеть преград, поставленных властной и опытной в практических делах матерью. Он не получил ни наград, ни продвижения вперёд – вошёл и вышел из великих событий тем же корнетом гусарского полка, в то время как товарищи и друзья имели возможность широкого и кипучего выявления себя, жизненного творчества. Он даже не поехал повидаться с родными в Москву после войны. Считал, что окружающие не уважают его и страдал от этого.
К годам военной службы относятся и первые литературные опыты Грибоедова, появившиеся в печати. Летом 1814 года он выступил как военный писатель-публицист.
20 декабря 1815 года Александр Сергеевич подал прошение об увольнении из военной службы, а 9 июня 1817 года был принят на службу в Государственную Коллегию иностранных дел. В Петербург он приехал ещё в 1815 г. и до принятия в Коллегию, как и после того, пользовался широким досугом. И со свойственной ему стремительностью и страстностью, отдался столичной жизни. Он вёл разгульную и весёлую жизнь. С его неистощимой весёлостью и остротой везде, когда он попадал в круг молодых людей, был душой компании.
В общественных кружках, захваченных политическими интересами, он мог встречаться со многими старыми московскими знакомыми и товарищами по Благородному пансиону и университету. Друзья и знакомые писателя (С. Н. Бегичев, П. Каверин, В. Кюхельбекер, П. Каховский и др.) являлись членами тайного политического общества. Общественные взгляды и настроения самого А. С. Грибоедова складывались в том же оппозиционном, антикрепостническом направлении, что и взгляды его близких знакомых и друзей.
В это же время начинается литературная деятельность писателя. Обширные знакомства завязываются у него в литературных и театральных кругах столицы. Грибоедов сближается с драматургами Хмельницким и Шаховским. Он глубоко понимал сценическое искусство и гордился талантливыми русскими актёрами. Он пробует себя в роли драматурга. Однако разделяя стремление декабристки настроенных писателей к созданию самобытно-национальной русской комедии, Грибоедов свои первые опыты пренебрежительно называл «комедийками». Писатель остро переживал неудовлетворённость своей литературной деятельностью, несоответствие между местом, занимаемым им в обществе, и сознанием боших внутренних сил и способностей. Положение маленького чиновника, незначительные литературные произведения, созданные в эти годы, и, наконец, его повседневный быт были далеки от его высоких замыслов.
В начале 1818 года Грибоедов переживал душевный кризис, поводом к которому было одно трагическое событие, усугубившее его тягостные настроения. В качестве секунданта он принял участие в дуэли, возникшей из-за пустяка и окончившейся смертью одного из её участников. После истории с дуэлью он вынужден был уехать из Петербурга. Обстоятельства слагались так, что к отъезду нашлись и другие причины – смерть отца, Сергея Ивановича. Управление родовым имением сосредоточилось всецело в руках матери. Широкая жизнь большим домом в Москве и, вероятно, значительные посылки сыну вынуждали Настасью Фёдоровну увеличивать поборы с крестьян. Это всё довело крестьян до бунта, который был подавлен только военной силой, что ещё более подорвало благосостояние семьи.
В это время, то есть к началу 1818 года, в министерстве иностранных дел обсуждался вопрос о правильном и постоянном представительстве России при персидском дворе, чего прежде не было. В Коллегии иностранных дел не было тогда человека более образованного и даровитого, чем Грибоедов. Естественно, что выбор пал на него. В конце августа 1818 года он выехал на Восток. По дороге он вёл путевые записки и дневники, свидетельствующие о разнообразии его впечатлений и богатой духовной жизни. В Иране Александр Сергеевич провёл свыше двух лет (февраль 1819 года – ноябрь 1821 года), полных хлопот. Уже в эту пору он обнаруживает незаурядные дипломатические способности. Много усилий приложил к тому, чтобы способствовать возвращению на родину русских людей, попавших в плен к иранцам. Пребывание его в Персии и уединённая жизнь в Тавризе сделали Грибоедову большую пользу. Сильная воля его укрепилась, всегдашняя любознательность не имела уже преграды. Он много читал по всем предметам наук и много учился. Способность его к изучению языков была необыкновенная: он узнал совершенно персидский язык, прочёл всех персидских поэтов и сам мог писать стихи на этом языке. Начал также учиться санскритскому языку, но учение это не кончил.
В конце 1821 года между Персией и Турцией раззгорелась война. На время русская миссия прекратила свою деятельность в Персии. Александр Сергеевич воспользовался этим обстоятельством, чтобы избавиться от «почётной ссылки». На пути из Тавриза в Тифлис писатель сломал себе руку и решил использовать это печальное обстоятельство в интересах перемены службы. С ноября 1821 года по февраль 1823 включительно Грибоедов служит в качестве дипломатического секретаря при командующем русскими войсками на Кавказе генерале А. П. Ермолове. В начале марта 1823 года писатель получил длительный отпуск и в конце месяца приехал в Москву, где под Новинским по-прежнему жили мать и сестра. Здесь в это время Александр Сергеевич знакомится с писателями В. Ф. Одоевским и П. А. Вяземским. С последним он пишет водевиль «Кто брат, кто сестра…». В конце мая 1824 года Александр Сергеевич уезжает в Петербург. Здесь он попадает в круг декабристов, в атмосферу созревавшего декабристского заговора. Он встречается с Трубецким, Рылеевым, Оболенским, Каховским и другими видными деятелями Северного общества. В эту пору начинается его дружба с А.Бестужевым и поэтом-декабристом А.Одоевским. Разделяя ненависть декабристов к самодержавно-крепостническому строю, Александр Сергеевич, однако, скептически относился к возможности успеха чисто военного заговора. Состоял или не состоял Грибоедов формально членом общества декабристов? Нет сомнения, что он знал о замыслах декабристов и о готовящемся выступлении. Он был связан с ними организационно, только Рылеев сознательно оставил принятие Грибоедова не оформленным, потому что жалел подвергнуть опасности такой талант.
В конце сентября Грибоедов прибыл вновь на Кавказ. А в конце января 1826 года Грибоедов был арестован специально присланным из Петербурга фельдъегерем (за связь с декабристами). Ермолов предупредил его о грозящем аресте, и писатель успел уничтожить опасные для него бумаги. Своё заключение Грибоедов отбывал в Петербурге на гауптвахте. На следствии он придерживался полного отрицания своего участия в заговоре. Все его показания были очень общими и уклончивыми и не содержали в себе никаких данных, которые могли бы подвести других арестованных. Грибоедов обратился с смелым письмом к Николаю I, в котором требовал своего освобождения.
Доказать участие драматурга в заговоре царской следственной комиссии не удалось. Комиссия прекрасно понимала, что автор «Горя от ума» должен быть соучастником декабристов, но прямых улик не было. Желая, видимо, создать впечатление «справедливости» ведения следствия, и, вероятно, под влиянием просьбы своего любимца генерала Паскевича, женатого на двоюродной сестре писателя, Николай I велел освободить Грибоедова. Ему выдали «очистительный аттестат», вслед за тем, по приказу царя, установили за ним секретный полицейский надзор.
Понимая неизбежность неудачи революции декабристов, Грибоедов, однако, очень глубоко и остро переживал её трагический исход. Он был свободен, но «мысль ужасная» омрачала его душу: Рылеев, которого искренне обнимал в своих письмах Грибоедов, товарищ детских лет Каховский были повешены. Самые близкие друзья – А. Одоевский, В. Кюхельбекер, А. Бестужев – обрекались на многие годы каторги. Рухнули надежды на свободу. Современники указывают на глубокую тоску, владевшую писателем в страшные летние дни 1826 года. Однако он никогда не забывал о своих друзьях декабристах, не раз пытаясь облегчить положение многих из них. Он хлопочет перед Ермоловым за офицера-декабриста Добринского, сосланного на Кавказ. Особенно настойчиво добивался писатель освобождения из сибирской каторги А. Одоевского.
В марте 1828 года, принятый Николаем I по случаю привезённого им в Петербург Туркманчайского договора (в подписании которого писатель принимал непосредственное участие), Грибоедов, рискуя головой, смело обратился к царю с просьбой облегчить участь декабристов. Конечно, этим неслыханным по смелости заступничеством писатель вызвал гневное раздражение Николая. Недаром своё новое назначение в Иран писатель воспринял как политическую ссылку. Беспокойного и опасного в глазах царя человека послали далеко на Восток, навстречу гибели. Несмотря на нежелание ехать в Персию, отказаться от назначения было невозможно ввиду категорически заявленного желания императора. За годы службы на Востоке Грибоедов пригляделся к восточному быту и складу мысли и открывшаяся перед ним перспектива долгого житья в одном из центров застоя, самоуправства и фанатизма не вызывала в нем особого желания приступить к выполнению новых обязанностей.
По пути к месту назначения Грибоедов провел несколько месяцев в Грузии. В августе 1828, находясь в Тифлисе, он женился на дочери своего друга, грузинского поэта и генерал-майора Александра Гарсевановича Чавчавадзе – княгине Нине Чавчавадзе, которую он знал еще девочкой. Несмотря на лихорадку, не оставившую его и во время брачного обряда, Александр Сергеевич, быть может, впервые испытал счастливую любовь, переживая, по его словам, такой «роман, который оставляет далеко за собой самые причудливые повести славящихся своей фантазией беллетристов». Молодой супруге только что пошел шестнадцатый год. После выздоровления он довез жену до Тавриза и отправился без нее в Тегеран, чтобы приготовить там все к ее приезду. 9 декабря 1828 они виделись в последний раз. О нежности, с которой он относился к своей маленькой «мурильевской пастушке», как он называл Нину, говорит одно из последних писем к Нине: «Бесценный друг мой, жаль мне тебя, грустно без тебя как нельзя больше. Теперь я истинно чувствую, что значит любить. Прежде расставался со многими, к которым тоже крепко был привязан, но день, два, неделя – и тоска исчезала, теперь, чем далее от тебя, тем хуже. Потерпим еще несколько, ангел мой, и будем молиться богу, чтобы нам после того никогда не разлучаться».
Приехав в Тегеран, Грибоедов действовал иногда вызывающим образом, не уступал ни в чем строптивости персиян, настойчиво требуя уплаты контрибуции, нарушал этикет шахского двора, выказывая самому шаху возможно меньше уважения. Все это делалось вопреки личным склонностям и этими ошибками пользовались английские дипломаты, чтобы разжигать ненависть к послу в придворных сферах. Но более грозная ненависть к русским, поддерживаемая духовными лицами, разжигалась в народной массе: в базарные дни невежественной толпе втолковывали, что русских следует истребить как врагов народной религии. По официальной версии целью заговора было нанесение некоторого урона русской миссии, а не резня. Когда в роковой день 11 февраля (по старому стилю – 30 января) 1829 года собралось около 100 тысяч человек (по показаниям самих персидских сановников), и масса фанатиков бросилась к дому посольства, руководители заговора потеряли власть над ними. Понимая, какой опасности подвергается, за день до смерти Грибоедов отправил во дворец ноту, заявляя в ней, что «ввиду неспособности персидских властей охранить честь и самую жизнь представителей России он просит свое правительство об отозвании его из Тегерана». Но было уже поздно. На следующий день произошло почти поголовное избиение русских. Спастись удалось лишь советнику посольства Мальцову. Сам Грибоедов, как всегда бесстрашный и хладнокровный, до последнего момента дрался во главе сотрудников миссии с нападавшими и пал на своём посту. Иранский шах, опасаясь последствий, послала в Петербург одного из своих многочисленных сыновей с лицемерными извинениями, оправданиями и богатыми подарками. Иранский принц был весьма удивлён, когда в Петербурге в придворных кругах и у самого Николая I он встретил самый любезный приём. Убийство русского писателя Грибоедова, оказалось, по душе Николаю I, так же, как и последовавшая за этим гибель Пушкина и Лермонтова. RelaxInfo
Александр Сергеевич Грибоедов похоронен был в соответствии с его пожеланиями у подножия горы св. Давида в Тифлисе. На его могиле стоит памятник с надписью жены Нины Грибоедовой:
«Ум и дела твои бессмертны в памяти русской,
но для чего пережила тебя любовь моя?».
ССЫЛКИ
Александр Сергеевич Грибоедов – биография
Биографии. Александр Сергеевич Грибоедов
Краткая биография. Грибоедов А.С.
Биографии известных людей. Грибоедов А.С.
Александр Грибоедов и его тайны
Слушать аудиокнигу онлайн «Горе от ума»
Произведения Грибоедова А.С. читать онлайн
Указатель произведений А.С. Грибоедова
Литературная игра, посвящённая жизни и творчеству Грибоедова
Даррелл Джералд Малколм
- Подробности
- Создано 14.01.2015 10:32
- Обновлено 08.10.2015 10:47
«Уважаемый мистер Даррелл! Я не знаю другого такого жестокого человека, как вы. Все твари Божьи должны быть свободными, а вы их заточаете, нарушая Его Волю. Вы человек или дьявол?»
Это одно из сотен тысяч писем, адресованных самому популярному англичанину второй половины двадцатого века – Джералду Дарреллу. А вопрос, заключённый в нём, настолько необычен, что в поисках ответа, пожалуй, стоит задержаться на некоторых фактах жизни всемирно известного зоолога и писателя. К счастью, это совсем не сложно. Предусмотрительный Дж. Даррелл создал настоящую эпопею своей бурной, разнообразной и весьма насыщенной жизни, «компактно» разместив её в многочисленных книгах (всего 32), фильмах (более 40), телерепортажах и радиовыступлениях, которых просто бесчисленное множество.
Итак, всё началось в Индии. По двум причинам. Во-первых, он там родился (в индийском городе Джамшедпуре). Он был четвёртым и самым младшим ребёнком в семье британского инженера-строителя Лоуренса Сэмюэля Даррелла и его жены Луизы Флоренс Даррелл (урожденной Дикси). А во-вторых, именно там Джералд произнёс своё первое в жизни слово – «zoo» («зоопарк»), что было верным признаком надвигающейся на малыша страшной болезни – «зоомании». А его самым ярким детским воспоминанием стала пара улиток, которых он обнаружил в канаве, гуляя с няней. Мальчик никак не мог понять, почему этих удивительных существ она называла грязными и ужасными. А местный зверинец, несмотря на невыносимый запах нечищеных клеток, который буквально валил посетителей с ног, для Джералда оказался настоящим клондайком впечатлений и начальной школой понимания животных.
Когда Джерри исполнилось 3 года, неожиданно умер глава семейства. Взвесив все «за» и «против», Луиза приняла нелегкое решение: переехать с детьми в Англию. Ларри, Лесли, Маргарет и Джерри нужно было дать образование. Они поселились в пригороде Лондона в огромном мрачном особняке. Оставшись одна после смерти мужа, Луиза пыталась находить утешение в спиртном. Но душевное спокойствие не наступало. Положение усугубилось тем, что миссис Даррелл стала утверждать, что в доме живет привидение. Чтобы избавиться от этого соседства, пришлось переехать в Норвуд. Но на новом месте обитали целых три призрака. И в начале 1931 года Дарреллы перебрались в Борнмут, правда, тоже ненадолго… Здесь Джерри попытались отдать в школу, но он мгновенно возненавидел это заведение. Всякий раз, когда мать начинала собирать его в школу, он прятался. А когда его находили, с воем цеплялся за мебель, не желая покидать дом. В конце концов, у него поднималась температура, и его укладывали в постель. Луиза только пожимала плечами: «Если Джерри не хочет учиться, так тому и быть. Образование – ведь не главный ключ к счастью».
В Борнмуте было неуютно не только Джералду. Не привыкшие к холодному английскому климату, остальные Дарреллы полностью разделяли его чувство. Страдая без солнца и тепла, они решили перебраться на Корфу. Корфу… Прекрасный, солнечный Корфу стал для десятилетнего мальчишки настоящим «садом богов», где он мог с утра до вечера наслаждаться обществом муравьёв и уховёрток, ужей и ежей, дельфинов и скорпионов. И главное, где он окончательно утвердился в решении стать звероловом и даже открыть свой зоопарк. Решение это, по словам родных, граничило с безумием. Хотя для сумасшедшего Джералд всегда поступал на редкость логично.
«Я чувствовал себя так, словно со скал Борнмута меня перенесли на небеса», – вспоминал Джералд. На острове не было ни газа, ни электричества, зато живности – хоть отбавляй. Под каждым камешком, в каждой трещине. Настоящий подарок судьбы!
Среди первых домашних учителей Джералда Даррелла было мало настоящих педагогов. Единственным исключением был натуралист Теодор Стефанидес (1896–1983) – чудаковатый местный доктор. Именно от него Джералд получил первые систематизированные познания по зоологии. Стефанидес не раз появляется на страницах самой известной книги Джералда Даррелла – романа «Моя семья и другие животные». Ему посвящены книги «Птицы, звери и родственники» (1969) и «Натуралист-любитель» (1982).Старший брат Ларри считал его опасным человеком – тот подарил мальчику микроскоп и часами рассказывал ему о нелегкой жизни богомолов и лягушек. В результате живности в доме стало столько, что из «клоповника», как назвали домашние комнату Джерри, она стала расползаться по всему дому, вызывая шок у домочадцев. Однажды из спичечного коробка, лежащего на каминной полке, который Ларри взял, чтобы зажечь сигарету, появилась скорпиониха с кучей маленьких скорпиончиков на спине. А Лесли чуть было не лег в ванну, не заметив, что она уже занята ужами.
«Проклятый мальчишка… Он убьёт нас всех.… Каждый спичечный коробок в доме таит опасность… Не успеешь оглянуться, как ходишь по колено в зверье». Это крик души Ларри, старшего брата, к возмущённому голосу которого периодически присоединялись голоса остальных домочадцев, тешивших себя единственной надеждой на то, что юный зоман с возрастом образумится. Как бы не так!
Чтобы привить ученику азы математики, Тео приходилось сочинять задачи вроде: «Если гусеница съедает в день по пятьдесят листьев, сколько листьев съедят три гусеницы за…» Однако, несмотря на все ухищрения учителя, кроме зоологии, Джералда всерьез ничего не интересовало. Впоследствии многочисленные почитатели Даррелла с трудом верили, что известный писатель и натуралист фактически человек без образования. Факт остается фактом, хотя научиться чувствовать и понимать мир животных нельзя ни в одном университете мира. С этим даром нужно родиться.
Однажды ночью, когда Джерри спустился к морю искупаться, он неожиданно очутился посреди стаи дельфинов. Они пищали, пели, ныряли и играли друг с другом. Мальчика охватило странное чувство единения с ними, с островом, со всем живым, что только есть на Земле. Позднее ему казалось, что именно той ночью он понял: человек не властен ткать паутину жизни. Он — всего лишь ее ниточка. «…Я высунулся из воды и смотрел, как они плывут вдоль светлой лунной дорожки, то выныривая на поверхность, то с блаженным вздохом снова уходя под воду, теплую, как парное молоко», – вспоминал Даррелл. Даже в старости этот человек с вечно улыбающимися голубыми глазами, убеленный сединами и похожий на Санта-Клауса из-за своей пышной бороды, мог взорваться как пороховая бочка, стоило ему почувствовать, что собеседник считает человека венцом творения, вольным делать с природой все, что ему заблагорассудится.
В 1939 году над греческим островом стали сгущаться тучи – начиналась война. Пробыв на Корфу пять незабываемых лет, Дарреллы вынуждены были вернуться в Англию. Они прибыли в обществе трех собак, жабы, трех черепах, шести канареек, четырех щеглов, двух сорок, чайки, голубя и совы. А Корфу навсегда остался для Джералда частью огромного мира, многим большего, нежели просто воспоминание о безмятежном детстве. На Корфу его мечты пели цикады и зеленели рощи, а в реальности – падали бомбы… Вокруг покинутой Дарреллами виллы итальянские войска устроили палаточный лагерь. Слава богу, Джерри этого не видел.
В 1942 году Джерри призвали в армию. Убежденный космополит, он не рвался защищать родину, тем более что Англию он таковой и не считал. На медкомиссии врач спросил его: «Скажи честно, ты хочешь идти в армию?»— «В этот момент я понял, что спасти меня может только правда, — вспоминал Даррелл и потому ответил: Нет, сэр». – «Ты трус?» – «Да, сэр!» — без запинки отрапортовал я. «Я тоже, – кивнул эскулап. – Не думаю, чтобы им пригодился трус. Убирайся. Чтобы признать себя трусом, требуется немалая храбрость. Удачи, парень». Удача Джерри понадобилась. Диплома у него не было, желания получить его – тоже. Оставалось одно – идти на неквалифицированную низкооплачиваемую работу. Он некоторое время служил в зоомагазине, а потом – в зоопарке Уипснейд Лондонского зоологического общества в Бедфордшире. Сюда Джералд устроился на должность «студента-смотрителя», или «мальчика на позверушках», как называл себя он сам. Именно здесь он получил первую профессиональную подготовку и начал собирать «досье», содержащее сведения о редких и исчезающих видах животных. И уже в 22 года, изрядно поднаторев в работе «мальчика на позверушках» и получив, что немаловажно, небольшое наследство, он отправился в свою первую экспедицию в Камерун (Африка).
14 декабря 1947 года Даррелл с напарником – орнитологом Джоном Йелландом отплыл из Ливерпуля в Африку. Прибыв в Камерун, Джерри почувствовал себя ребенком в кондитерской. «Как школьник, я принялся ловить все, что меня окружало – лягушек, мокриц, многоножек. Я возвращался в гостиницу нагруженный банками и коробками и разбирал свои трофеи до трех утра». Семь месяцев пребывания в Камеруне без остатка съели все средства. Джерри пришлось срочно телеграфировать родным о высылке денег: впереди был самый трудный этап экспедиции – возвращение домой. Животных надо было перевезти на побережье, припасти им еды на дорогу.
Прибытие даррелловского «ковчега» было замечено прессой, а вот представителями зоопарков почему-то нет, несмотря на то, что он привез из Камеруна редкого зверька ангвантибо, которого не имел ни один европейский зверинец.
Зимой 1949 года этот «звериный маньяк», как его называли домашние, раздобыв денег, снова отправился в Камерун. В деревушке Мамфе удача улыбнулась ему – он поймал тридцать редких сонь-летяг. Следующим пунктом остановки стала равнинная область под названием Бафут. Местный чиновник поведал Джерри, что правит Бафутом некий Фон, завоевать расположение которого можно только одним способом – доказать, что вы можете выпить не меньше его. Джералд с честью выдержал испытание, и на другой день ему понесли животных. Во всем Бафуте наутро все знали о том, что белому гостю нужны звери. Окрыленный натуралист без устали торговался, сколачивал клетки, рассаживал в них животных. Спустя несколько дней радости поубавилось: казалось, людскому потоку не будет конца. Положение становилось катастрофическим. Так же как и в прошлую экспедицию, Дарреллу ничего не оставалось, как отправить домой телеграмму с просьбой помочь: ему не на что купить еду для животных. Чтобы прокормить зверей, он даже продал свое ружье. Разместив клетки на корабле, Даррелл наконец-то мог отдохнуть. Но не тут-то было. Его ждало еще одно приключение. Неподалеку от порта рыли дренажную канаву и случайно наткнулись на змеиную нору, полную гибонских гадюк. Время поджимало — наутро корабль должен был отплыть. Даррелл отправился за змеями ночью. Вооруженного рогатиной зверолова спустили в канаву с помощью веревки. В норе оказалось около тридцати змей. Через полчаса потерявшего фонарик и правый ботинок Джералда вытащили наверх. У него дрожали руки, но в мешке копошилось двенадцать гадюк. Путешествие обошлось Дарреллу в 2 тысячи фунтов. Продав всех животных, он выручил всего четыреста. Что ж, это уже кое-что. Пора готовиться к третьей экспедиции. Правда, на сей раз, зоопарки охотно давали ему авансы под заказы, ведь Даррелл стал звероловом с именем.
Чтобы договориться относительно заказа от зоопарка Бель-Вью, Джералду пришлось ехать в Манчестер. Здесь он поселился в небольшом отеле, владельцем которого был Джон Вулфенден. В это время в городе гастролировал театр «Сэдлерз Уэллс» и отель был полон балеринами из кордебалета. Все они поголовно увлеклись голубоглазым звероловом. В его отсутствие они трещали о нем без умолку, чем несказанно заинтриговали Джеки – девятнадцатилетнюю дочь Вулфендена. «В один дождливый день покой нашей гостиной был нарушен хлынувшим в нее каскадом женских фигур, который увлекал за собой молодого мужчину. Судя по нелепым выходкам эскорта, это мог быть только сам Чудо-бой. Он сразу уставился на меня словно василиск», – вспоминала Джеки.
Через две недели «командировка» Даррелла закончилась, и в отеле воцарилось спокойствие. Джеки перестала думать о нем, всерьез увлеченная занятиями вокалом. Девушка обладала хорошим голосом и надеялась стать оперной певицей. Но скоро Даррелл снова объявился в гостинице. На сей раз причиной его приезда была Джеки. Он пригласил девушку в ресторан, и они проговорили несколько часов. Рядом с ней ему хотелось остановить время.
Но не меньше пытливого исследователя привлекала и очередная экспедиция. Все шесть месяцев пребывания в Британской Гвиане Джералд вспоминал о возлюбленной: и когда ловил лунного увари в городке со звучным названием Эдвенчер, и когда гонялся по саванне Рупунуни за гигантским муравьедом. «Обычно во время путешествия я забывал обо всех, но это личико упорно преследовало меня. И тогда я подумал: почему я забыл обо всех и обо всем, кроме нее?»
Ответ напрашивался сам собой. Вернувшись в Англию, он тут же помчался в Манчестер. Однако неожиданно на пути их романтических отношений появилось серьезное препятствие. Отец Джеки был против этого брака: парень из сомнительной семьи мотается по свету, денег у него нет, да и вряд ли когда-нибудь будут. Не получив согласия отца девушки, Джералд уехал восвояси, а мистер Вулфенден вздохнул с облегчением. Но на этом история не закончилась. В конце февраля 1951 года, когда мистер Вулфенден уехал на несколько дней по делам, Джерри вновь примчался в Манчестер. Он решил украсть Джеки. Лихорадочно упаковав ее вещи, они сбежали в Борнмут и через три дня поженились. Отец Джеки так и не простил ее за эту выходку, и они больше никогда не виделись. Молодожены же поселились в доме сестры Джерри Маргарет в маленькой комнатке. Даррелл пробовал снова устроиться на работу в зоопарк, но из этой затеи ничего не получилось.
К сожалению, работа честного зверолова может принести человеку многое, почти всё, кроме денег. После трёх вполне успешных экспедиций Джералд остался без копейки, так что пришлось жить на иждивении матери, получавшей скромную пенсию за покойного мужа. Ни один зоопарк Австралии, США и Канады не смог предложить ему должность.
Кто знает, к чему ещё могла привести его пресловутая «зоомания», если бы не тот же старший брат. Он-то и посоветовал Джералду описать свои «кошмарные путешествия». Незадачливый зверолов рискнул. Рассказ о том, как зверолов охотился на волосатую лягушку, вскоре был готов и отослан на Би-Би-Си. Его приняли и заплатили 15 гиней. Вскоре Даррелл прочел свой рассказ по радио. И так велико было обаяние его удивительно свежих и невероятно остроумных (даже для англичанина) рассказов о дальних странах и экзотических животных! первая же книга – «Перегруженный ковчег» (1952) – была просто сметена с книжных прилавков. Кстати, та же участь постигала и все его последующие произведения. Но всё же особый успех выпал на долю автобиографической трилогии Дж. Даррелла – «Моя семья и другие звери» (1955), «Птицы, звери и родственники» (1969), «Сад богов» (1978), бережно хранившей ни с чем не сравнимое очарование солнечного Корфу и навсегда ушедшего счастливого детства.
Свой гонорар Джерри решил потратить на новую экспедицию – в Аргентину и Парагвай. Пока Джеки закупала снаряжение, он наскоро дописывал новый роман – «Гончие Бафута». Даррелл был убежден в том, что никакой он не писатель. А Джеки всякий раз уговорами усаживала его за машинку. Но раз люди покупают эту писанину...
В южно-американских пампасах Джеки начала осознавать, что значит быть женой зверолова. Как-то они поймали птенца паламедеи. Джерри с ним измучился – птенец не желал ничего есть. Наконец он проявил некоторый интерес к шпинату, и Джеки пришлось несколько раз в день жевать шпинат для него. В Парагвае она делила свою постель с Сарой, детенышем муравьеда, и новорожденным броненосцем. Лишившиеся своих матерей, звереныши могли простудиться. «Мои возражения не мешали Джерри носить ко мне на кровать разных животных. Что может сравниться с матрацем, мокрым от звериной мочи? Невольно ощутишь, что весь мир – твоя родня», — иронизировала Джеки в своих мемуарах, которые так и назвала – «Звери в моей постели».
Их лагерь в деревушке Пуэрто-Касадо был битком набит собранными животными, когда в Асунсьоне, столице Парагвая, произошла революция. Чета Дарреллов вынуждена была покинуть страну. Зверей пришлось отпустить на волю. Из этой экспедиции зверолов не привез ничего, кроме впечатлений. Но как раз они и пригодились Дарреллу, когда по возвращении в Англию он засел за новый роман «Под пологом пьяного леса» об Аргентине и Парагвае. Окончив роман, Джерри внезапно заболел желтухой. Он лежал в комнатке в доме Маргарет, не имея возможности даже спуститься в гостиную, и от нечего делать стал предаваться воспоминаниям о детстве. Результатом «желтушного заточения» стал роман «Моя семья и другие животные» – лучший из всех, созданных Дарреллом. Это произведение было включено в Великобритании в обязательную школьную программу.
В середине 1950-х годов к Джералду Дарреллу пришли известность, деньги, а с ними – главное: возможность новых экспедиций. Однако впервые Джералд не получал удовольствия от экспедиции. Он скучал по прежней авантюрной жизни, но главной причиной депрессии Джералда было то, что они с Джеки перестали понимать друг друга. Даррелл запил. Лекарство от скуки нашла Джеки. А что если они не станут продавать животных в зоопарки, а создадут свой собственный? Джерри вяло пожал плечами. Чтобы купить землю, построить на ней здания, нанять служащих, требуется, по меньшей мере, 10 тысяч фунтов, где их взять? Но Джеки настаивала. А что, если она права? У него всегда сердце кровью обливается, когда приходится расставаться с пойманными животными. И вот Джерри заявил газетчикам, что эту партию животных он привез для себя и что он надеется устроить собственный зоопарк, предпочтительно в Борнмуте, и выражает надежду, что городской совет отнесется к этой идее благосклонно и выделит ему участок земли, иначе его животные сделаются беспризорниками. А пока он пристроил зверей у своей сестры. Марго беспомощно стояла на крыльце своего дома, наблюдая, как из грузовика выгружают на ее аккуратную изумрудную лужайку клетки с животными. Выскочивший из кабины Джерри одарил сестру своей чарующей улыбкой и пообещал, что это всего лишь на неделю, от силы – две, пока власти не выделят место под зоопарк. Прошла зима, но место для зоопарка Джерри никто предлагать не собирался.
Наконец ему повезло – владелец огромного поместья Огр-Мэнор на острове Джерси сдавал в аренду фамильное гнездо. Посетив остров, Даррелл пришел в восторг: лучшего места для зоопарка просто не найти. Подписав договор об аренде, он со спокойной душой отплыл в очередную экспедицию в Аргентину снимать фильм для Би-би-си. Джерри мечтал увидеть своими глазами обитателей острова Вальдес – морских котиков и слонов. Котиков они отыскали быстро, но морских слонов почему-то не было. «Если бы ты не любовался так долго на котиков, слоны бы не уплыли», – наседала Джеки на мужа. Джерри сердито поддал ногой гальку. Джеки вернулась в Англию, а Даррелл остался в Буэнос-Айресе и впал в уныние – со дня свадьбы они не расставались ни на один день. Он ежедневно строчил письма, стремясь залатать трещину, возникшую между ними. «Мне не на кого кричать, никто не знает, какой я паразит, никто не говорит, какой я хороший. Все что я прошу – не принимай никаких решений до моего возвращения... Я не обещаю тебе измениться, потому что это была бы ложь, а ты слишком хорошо знаешь меня. Все что я могу обещать, если ты останешься со мной, что буду таким же паразитом, как всегда, может, чуть лучше».
Джеки сумела забыть обиду и занялась обустройством квартиры в усадьбе. По всему поместью стучали молотки – зоопарк готовился к открытию. В Огр-Мэнор все должно быть подчинено удобству зверей, а не посетителей. Дарреллу хотелось, чтобы каждый человек хоть раз в жизни испытал то же, что он испытывал на Корфу, окруженный дельфинами. Мечты Джеки были более скромными. Она надеялась, что больше в ее постели не появится ни одно животное. Но не тут-то было. Их квартира в Огр-Мэнор в скором времени наполнилась разнообразными зверями – ослабленными детенышами или просто подхватившими простуду зверьками, которым требовались тепло и уход.
Наконец, в 1959 году он наконец-то организовал свой зоопарк на острове Джерси в проливе Ла-Манш, который стал первым в мире специализированным центром по сохранению животных, оказавшихся на грани исчезновения. Произошло это, кстати, за четыре года до издания знаменитой «Красной книги»!
Со всего света привозил Даррелл своих подопечных, и зоопарк становился для них новым домом. Именно здесь, например, был спасён стремительно исчезающий маленький розовый голубь с Маврикия. Через несколько лет его даже удалось вернуть на родину. Основная идея Даррелла заключалась в разведении редких и исчезающих видов животных в условиях зоопарка с целью дальнейшего расселения их в местах естественного обитания. В настоящее время эта идея стала общепринятой научной концепцией. Если бы не Джерсийский фонд, многие виды животных сохранились бы только в виде чучел в музеях. Благодаря Фонду, от полного исчезновения были спасены розовый голубь, маврикийская пустельга, обезьяны золотистая львиная игрунка и мармозетка, австралийская лягушка корробори, лучистая черепаха с Мадагаскара и многие другие виды.
Однако зоопарк не окупал себя. Джерри признавался Джеки, что его администраторскому «таланту» место на помойке. Супруги пребывали в режиме строгой экономии: орешки, которые посетители роняли у клеток, кормя обезьян по вечерам, собирали и упаковывали заново. Доски для клеток добывали на ближайшей свалке, скупали по дешевки подгнившие овощи, а потом тщательно вырезали из плодов гниль, едва где-то поблизости издыхала лошадь или корова, как мигом прознавшие об этом «огрмэноровцы» устремлялись туда, вооружившись ножами и мешками: хищников фруктами не прокормишь. Времени писать у Даррелла не оставалось. Поэтому Джеки пришлось взять бразды правления в свои руки. Она управляла зоопарком железной рукой, и постепенно «звериное поместье» стало выбираться из кризиса.
Между тем Даррелл и Джеки все больше отдалялись друг от друга. «У меня такое чувство, что я вышла замуж за зоопарк», – любила повторять миссис Даррелл. Одно время Джеки надеялась, что рождение ребенка сблизит их, но после перенесенной ею операции она не могла иметь детей. Джерри окружил ее заботой, всячески стараясь развеять ее печаль. Как только Джеки оправилась, Дарреллы, прихватив с собой съемочную группу Би-Би-Си, отправились в очередную экспедицию в Австралию, где им удалось снять уникальные кадры рождения кенгуренка.
Летом 1968 года Джералд и Джеки отправились на Корфу, чтобы отдохнуть от своего «зверинца». Перед отъездом Даррелл был несколько подавлен. «Всегда рискованно возвращаться в места, где ты когда-то был счастлив, – объяснил он Джеки. – Наверное, Корфу сильно изменился. Но ведь цвет и прозрачность моря изменить невозможно. А мне сейчас нужно именно это». Джеки обрадовалась, услышав, что муж хочет ехать на Корфу, – в последнее время он говорил, что чувствует себя в Огр-Мэнор, как в клетке. Неделями сидел взаперти, не желая даже выйти в зоопарк посмотреть на своих зверей. Они уже побывали на Корфу годом раньше, когда Би-Би-Си решила снимать на острове фильм «Сад богов» по одноименному роману Даррелла о его детстве. Джералд несколько раз едва не срывал съемки: его приводили в ярость валяющиеся повсюду пластиковые бутылки и бумажки – Корфу уже давно не был первозданным Эдемом.
Радостная Джеки паковала чемоданы. В тот раз съемки помешали Джерри насладиться природой Корфу, теперь все будет иначе, он вернется домой другим человеком. Но прибыв на остров, Джеки поняла, что Корфу – самое последнее место в мире, куда ей следовало везти впавшего в уныние мужа. Побережье обросло отелями, по Корфу колесили цементовозы, при виде которых Даррелла бросало в дрожь. Он стал без видимой причины разражаться слезами, много пить, а однажды сказал Джеки, что испытывает почти непреодолимое желание покончить с собой. Остров был его сердцем, и теперь в это сердце вбивали сваи, заливали его цементом. Даррелл чувствовал себя виноватым, ведь это он написал все эти солнечные книги о своем детстве: «Моя семья...», «Птицы, звери и родственники» и «Сад богов», после выхода которых туристы валом повалили на греческие острова. Джеки увезла мужа в Англию, где он на три недели лег в частную клинику лечиться от депрессии и алкоголизма. После его выписки они с Джеки расстались.
Вскоре, даже вполне приличных гонораров Дж. Даррелла за все его книги и фильмы не стало хватать на содержание любимого детища. И тогда в 1963 году по его призыву был создан Джерсийский трест сохранения редких животных, добровольными членами которого стали многие тысячи людей. Их взносы и пожертвования позволяли этому своеобразному Ковчегу не одно десятилетие «держаться на плаву», а его бессменному капитану прокладывать свой курс.
В начале семидесятых в Джерсийском Фонде дикой природы, который основал Даррелл, созрел заговор с целью вывести его из состава членов, фактически отстранив от управления зоопарком и Фондом. Джералд кипел от ярости. Кто изыскивал деньги на покупку самца гориллы, когда у Фонда не было ни гроша? Кто отправился прямиком к самому богатому человеку на Джерси и выпросил у него деньги в обмен на обещание назвать гориллу именем богача? Кто наведывался к женам сильных мира сего, когда в зоопарке надо было построить Дом рептилий или еще что-нибудь, и получал от них чеки? Кто нашел для Фонда могущественных покровительниц – английскую принцессу Анну и принцессу Монако Грейс?
И хотя Джералд сумел остаться на своем посту и сформировать новый совет, эта история стоила ему больших нервов.
Летом 1977 года Даррелл колесил по Америке. Он читал лекции и собирал деньги для своего Фонда. В Северной Каролине на торжественном приеме, который устроил в его честь Университет Дьюка, он познакомился с 27-летней Ли Макджордж. Окончив зоологический факультет, она два года изучала на Мадагаскаре поведение лемуров, а вернувшись, засела за диссертацию. «Когда она заговорила, я уставился на нее с удивлением. Красивая женщина, которая изучает животных, – просто богиня!» – вспоминал Даррелл. Они проговорили до ночи. Когда речь заходила о повадках животных, собеседники принимались пищать, фыркать и хрюкать, наглядно иллюстрируя свои слова, чем немало шокировали почтенных профессоров. Перед отъездом в Англию Даррелл написал Ли письмо, заканчивающееся словами: «Вы – тот человек, который мне нужен». Он написал Ли письмо с предложением поработать в Джерсийском Фонде, и она его приняла. «Меня переполняла радость, мне казалось, что я поймал радугу», – вспоминал влюбленный Даррелл.
Из Индии, куда отправился этот неугомонный странник, он писал ей длинные любовные письма, больше похожие на стихи в прозе. Радужное настроение сменялось приступами меланхолии, он терзался сомнениями, Ли колебалась, не решаясь порвать со своим женихом.
Они поженились в мае 1979 года. Черная полоса в жизни мэтра кончилась. Они колесили по миру, собирая животных или читая лекции, а когда хотели покоя, возвращались в Огр-Мэнор.
В 1984 году на Джерси с помпой отпраздновали 25-летие зоопарка. Принцесса Анна от лица сотрудников преподнесла ему в подарок спичечный коробок из серебра с золотой скорпионихой внутри, так похожей на ту, живую, которая много лет назад напугала Ларри.
В октябре 1984 года Ли с Джералдом вылетели в Советский Союз. Ему хотелось своими глазами увидеть, что делается в СССР для сохранения исчезающих видов. Москва показалась ему серой и тоскливой. Писатель был бесконечно удивлен, узнав, что в этой далекой стране он – культовая фигура: книги его печатались неоднократно и крупными тиражами. Русские поклонники, так же как и его студенты, цитировали целые абзацы из его романов, только, разумеется, по-русски. Дарреллу удалось провести съёмки в Советском Союзе, результатом стал тринадцати серийный фильм «Даррелл в России» (также демонстрировался по первому каналу телевидения СССР в 1986–1988 годах).
Осенью 1990 года Даррелл совершил свое последнее путешествие на Мадагаскар, чтобы поймать редкого зверька ай-ай. Но походная жизнь оказалась для него уже не в радость. Он вынужден был сидеть в лагере, мучаясь от артритных болей, в то время как его молодые и здоровые спутники охотились за руконожкой.
В начале девяностых на писателя навалились болезни. А в марте 1994 года он перенес тяжелую операцию по пересадке печени. Операция прошла успешно, но началось общее заражение крови. Ли перевезла его на Джерси, в местную клинику.
Даррелл умер 30 января 1995 года от заражения крови, спустя девять месяцев после пересадки печени, на 71 году жизни. Его похоронили в саду поместья Огр. Джерсийский Фонд был переименован в Даррелловский.
Так что на оригинальный вопрос – «кто же он – человек или дьявол?» – Даррелл вполне мог ответить, что он – современный Ной, и, пока существует его Ковчег, остаётся надежда на спасение у многих обитателей нашей планеты…
ССЫЛКИ
Даррелл Джералд на сайте Википедии
Фотоподборка Дж. Даррелла и его семьи
Фонд охраны дикой природы имени Даррелла
«Моя семья и другие звери» смотреть онлайн
Чехов Антон Павлович
- Подробности
- Создано 14.01.2015 10:32
- Обновлено 08.10.2015 10:37
Родился Антон Павлович Чехов в Таганроге в маленьком глинобитном домике, похожем на хату-мазанку. Его дед лет за двадцать перед тем выкупился на волю из крепостных у помещика Черткова, отца известного толстовца, и постарался «вывести в люди» своих детей.
Отец Чехова, Павел Егорович, был уже купцом третьей, а потом и второй гильдии, содержал бакалейную лавку в Таганроге. На вывеске лавки значилось подобие чеховской усмешки над провинциальной жеманностью: торгуют здесь «чаем, сахаром кофе и другими колониальными товарами»; но торговали и махоркой, свечами, керосином, мышеловками.
Крепостными были предки Чехова и со стороны матери, Евгении Яковлевны, они выкупились ещё раньше, в 1817 году.
Семья была большой. Но мать хорошо различала особенности каждого из её детей: старших – Александра, Николая, Антона и младших – Ивана, Марии, Михаила. Брат Александр со временем сделался литератором, был образован, но, наследовав некоторые дурные черты отца, позднее спился, загубил свой талант. Николай был весьма одарённым художником, но рано умер от чахотки. Рисовала и музицировала Мария Павловна. Она окончила высшие женские курсы профессора истории Герье в Москве. Писателем, юристом стал младший брат, Михаил.
Биографы много спорили о детстве Антона Чехова. Начало этим спорам положил Александр Павлович, старший брат писателя. Его рассказ о детстве братьев Чеховых мрачен: порки и подзатыльники, подъёмы к заутрене в три часа ночи и утомительная работа в отцовской лавке. Младшие же Чеховы, категорически протестуя против резкости суждений Александра, писали о царивших в доме «играх, шутках, шалостях, смехе». Сам Антон Павлович, хоть и не любил жалоб, всё же замечал, что ему приходилось в детстве чувствовать себя «маленьким каторжником». «В нашей таганрогской лавочке я сальными свечами торговал. Ах, какой там проклятый холод был!» - рассказывал Чехов И.А. Бунину. И всё же чаще он вспоминал о радостных минутах детства и юности: о «фантастическом» южном крае со степными курганами, о рыбалке и ловле птиц, о городском саде и театре, который ему, гимназисту, удавалось посещать вопреки всем запретам.
В характере отца писателя, немало помучившего отпрысков своей строгостью, была тяга к образованию. Он не только определил детей в гимназию, но и приглашал на дом учителей музыки и французского. Сам Павел Егорович считал, что дети должны связать свою судьбу с торговлей, делом, каковым он не считал ни рисование Николая, ни сочинительство Антона. В доме царили строгие нравы, запрещалось бегать, шуметь, водиться с товарищами, за малейшую оплошность отец мог высечь провинившегося. Зимой и летом вместо обычных ребячьих занятий дети были обречены сидеть в лавке, а по вечерам петь в церковном хоре, организованном Павлом Егоровичем. Однако нельзя сказать, что Павел Егорович был плохим отцом. Просто он воспитывал своих мальчиков так, как воспитывали его, и не видел в этом ничего дурного и предосудительного. Павел Егорович заставил их очень рано ощутить себя самостоятельными, что не раз выручало Чехова в жизни. Юноша рано научился зарабатывать на хлеб. Более того, в недалёком будущем на долю Антона выпало содержать семью.
Отец семейства определил Антошу в греческую школу, но год спустя, восьми лет, его перевели в Таганрогскую классическую гимназию с её естественным недобором естественных наук. А мальчику хотелось стать доктором, а какая медицина без биологии!
Он почти ничем не запомнился своим соученикам. Как и всякий ученик всех времён и народов, Антон что-то почитывал, что-то пописывал, отдавая предпочтение стихам.
Духовный авторитет Антона в семье вырос и был всеми родными признан, когда отец, разорившись, должен был бежать от кредиторов из Таганрога в Москву (апрель 1876 года), где учились его старшие сыновья – Александр и Николай. Вскоре в Москву уехала и Евгения Яковлевна с младшими детьми – Марией и Михаилом. А в Таганроге с делами и кредиторами, заботами о распродаже домашних вещей, без средств к существованию остались Антон и Иван. Главная тяжесть пала на 16-летнего Антона, которому надо было окончить гимназию, получить аттестат. Антон зарабатывал на жизнь уроками и даже посылал кое-какие рубли в Москву, так как отец долго не мог найти заработка. Вот в это-то время вполне проявились главные черты характера Чехова: его мудрая сдержанность, умение вести дела с достоинством, вызывать к себе уважение. Собственно, за эти качества в людях он будет бороться всю жизнь и как писатель. Это определит во многом и темы его творчества.
В августе 1879 года, сдав выпускные гимназические экзамены, юноша приехал в Москву, где уже обосновались его родители, где и стал студентом Московского университета, поступив на медицинский факультет. Учился Чехов хорошо. Имел за всё время лишь одну тройку – по теоретической хирургии.
К лету 1880 года он окончил первый курс, и началась литературная биография никому не известного молодого человека. Он избрал для себя смешной псевдоним «Антоша Чехонте», придуманный, по преданию, протоиереем Ф.П. Покровским, законоучителем Таганрогской гимназии. Вызывая к доске, он возглашал раздельно по слогам: «Че-хон-те». Отец Федор, конечно же, преподавал своим ученикам то, что и должен был преподавать: священную историю и закон Божий. Только для него это был закон справедливости и добра, и он пояснял его, обращаясь к Шекспиру и Пушкину, когда речь заходила о беззаконии… Выпускной бал по его предмету у Чехова был высокий – пятёрка. Вообще вариантов этого псевдонима было множество – Антоша, Ан. Ч., Антоша Ч., Чехонте, Дон Антонио Чехонте. Под некоторыми его текстами стояли также подписи – Человек без селезёнки, Г. Балдастов, Прозаический поэт. Всего в «Словаре псевдонимов» И.Ф. Масанова зафиксировано 45 псевдонимов писателя. А сколько ещё, возможно, существует нераскрытых псевдонимов Чехова и с ними его произведений, затерявшихся на страницах журналов и газет 70-х – начала 80-х годов 19 века! Достаточно сказать, что только в 1883 году было напечатано сто двадцать его юморесок, сценок, комических зарисовок.
В своё время высказывалось много суждений относительно причин, приведших Чехова в литературу. Одной из них было, несомненно, присутствие в Чехове комического дара, или – искромётность личного остроумия. Оно изливалось в его письмах, беседах и в обыденной жизни.
Семья Чеховых сменила несколько квартир в первопрестольной: ютилась на Грачёвке близ Самотечной площади, потом у Трубной площади, наконец, поселилась в Кудрине, на Садовой. Здесь семья Чехова прожила с 1886 по 1890 год. Талантливые братья и сестра создали весёлый круг друзей, устраивали вечеринки. Появилось пианино, музицировали, рисовали. Особенного достатка в семье, правда, не было.
Приятельница Маши по курсам, Лидия Стахиевна Мизинова, или просто Лика, учительствовавшая с ней в одной из гимназией, застенчивая и очаровательная, произвела на Антона Павловича сильное впечатление. Их тяжёлый и неудачный роман продолжался ряд лет. Его пугала безалаберность Лики, её бесхарактерность. Чехов не ответил ей взаимностью. Но Лика его «глубоко любила», как свидетельствует Мария Павловна, на глазах у которой развёртывался этот роман.
Брат Николай, учившийся в Московском училище ваяния и зодчества, познакомил домашних со своим приятелем И.И. Левитаном, будущим знаменитым художником, который стал большим другом семьи Чеховых и часто бывал у них. Они ласково его называли Левиташей. Антон Павлович и Левитан высоко ценили дарования друг друга. И дружба их с некоторыми перепадами, главным образом в связи с увлечением Левитана Ликой – продолжалась до смерти художника.
На средства Антона Павловича, главным образом на его литературные заработки, семья и держалась. Его авторитету в семье подчинялись все, в том числе и отец, Павел Егорович. Зимой проживали в Москве, в летние сезоны, когда началась уже и медицинская практика Антона Павловича, жили в Бабкине, принадлежавшим Киселёвым. Знакомство завязалось через брата Ивана Павловича, служившего учителем в Воскресенске.
В 1882 году Чехов получает приглашение сотрудничать в одном из самых популярных юмористических изданий – «Осколки», издаваемом известным писателем Николаем Александровичем Лейкиным. К тому времени начиная с первого курса университета, он уже много печатался в развлекательных журналах «Будильник», «Осколки», «Зритель», «Сверчок», «Стрекоза». В самых скромных жанрах – короткого юмористического рассказа, фельетона и даже подписей под карикатурами и рисунками. «В голове у меня целая армия людей, просящая наружу и ждущая команды…» – такие признания встречаются в чеховских письмах в 80-ые гг. Забегая вперёд, скажем, что Чеховым написано 500 рассказов с населением в восемь тысяч персонажей.
При первой же поездке в Санкт-Петербург в декабре 1885 года А. Чехов знакомится с Д.В. Григоровичем и А.С. Сувориным – первыми людьми, увидевшими в нём «настоящий талант». С издателем питерского «Нового времени» Сувориным Чехова связывали долгие и сложные отношения. В газете этого человека писатель печатает свои рассказы; в издательстве выпускает книги.
Хотя года Чехов начал печататься с 1880, он всё ещё долго не осознавал себя писателем. Домашние всё ещё снисходительно смотрели на его литературные увлечения, полагая, что это не главное занятие. Хорошо лишь, что рассказы приносят деньги, на которые можно жить. По окончании университета Чехов в звании уездного врача приступил к лекарской деятельности сначала в Чикине (возле Воскресенска), временно заменял местного врача в Звенигороде. И долго, много лет спустя, «Доктор А.П. Чехов» значился на металлической дощечке тех квартир, где он жил, принимал пациентов, искренне считая медицину своим жизненным призванием. Исцеляя других, а это были в основном мужики да бабы, сам он страдал от чахотки, которая и свела его в могилу.
И вот, больной, уже обласканный славой, награждённый академической Пушкинской премией, Чехов совершает странный, нелепый, по мнению многих, поступок. В апреле 1890 года он начинает путешествие к чёрту на кулички – на Сахалин: на этом острове была самая жуткая, самая жестокая в России каторга! Его отговаривали, пугали трудностями, напоминали о его слабом здоровье, доказывали бессмыслицу этой затеи, но Чехов готовился к поездке. Он выехал с Ярославского вокзала в Москве 19 апреля 1890 года. Провожали его мать Евгения Яковлевна, сестра Мария Павловна, художник Левитан, Кувшинниковы (хорошие знакомые Чехова муж и жена). До Троице-Сергиевой лавры его провожал брат Иван. Чехов подробно разработал маршрут, запасся картой Сахалина. Но официальных бумаг к приамурскому и сахалинскому начальству исхлопотать не удалось. Пришлось на собственный страх и риск действовать. В кармане была всего лишь бумага от «Нового времени», в которой говорилось, что сотрудник газеты Чехов рекомендуется для поездки на Сахалин в качестве корреспондента. И первое время действительно Чехов прислал в «Новое время» несколько путевых записок, которые печатались под общей шапкой «Из Сибири». Но всё же Чехов в этой поездке представлял только себя и, конечно, совесть русской литературы. Чехов говорил, что если даже два-три дня из всей поездки выйдут интересными и примечательными, то он не будет жалеть о трудностях и бесплодности всей поездки. На самом деле дней таких было очень много. Три месяца в пути – железной дорогой, пароходами, лошадьми – туда. Три месяца неблагодарной работы по опросу десяти тысяч (по сто с лишним человек в день!) каторжан и поселенцев – там. Три месяца возвращения морем – Гонконг, Сингапур, Коломбо, Константинополь, Одесса – оттуда. Девять месяцев своей не слишком длинной жизни отдал Чехов для создания самой большой книги «Остров Сахалин». Книга вышла в свет в 1895 году в издании журнала «Русская мысль» и была серьёзнейшим гражданским подвигом русского писателя, всколыхнувшим русскую общественность так, что тема каторги и ссылки сделалась злободневной.
После этого путешествия на восток, не единожды, вместе с А. Сувориным Чехов совершает несколько поездок за границу – во Францию и Италию. Здесь он набирался впечатлений от Европы. И это ещё больше укрепляло его мысли заняться общественной и политической деятельностью у себя на родине. Для России Чеховым сделано много. Им построено три деревенские школы в Новосёлках, Мелихове, Талеже и одна в Крыму. И какие школы! Поневоле захочешь стать педагогом, чтобы жить в учительской квартире с тремя-четырьмя комнатами в пять аршин высотой и камином. За «отличное усердие и особые труды» потомственный дворянин Попечитель талежского сельского училища Серпуховского уезда Антон Чехов был пожалован «Царским орденом святого Станислава третьей степени». Ни в личных бумагах, ни в официальных документах нет ни слова о потомственном дворянстве Чехова.
В 1892 году Чехов купил имение Мелихово, близ Лопасни, Серпуховского уезда, в 80 верстах от Москвы. Куплено было по газетному объявлению. Отец и мать начали хозяйничать, сестра Мария Павловна наезжала из Москвы с вечера пятницы до утра понедельника и деятельно вела дела, брат Михаил помогал временами как «управляющий».
Кончилось скитание по чужим квартирам со всеми неблагоустройствами. Семейство осело на месте; приобретено за тринадцать тысяч имение в сто двадцать десятин земли, с лесом, речкой, посевными полями, усадьбой, с домом и прудами, с садом. Прожили здесь Чеховы в трудах и заботах по осень 1898 года с великим роздыхом и радостями. Писатель получил возможность творить в спокойной обстановке. Кроме того, он занимается и общественной деятельностью: активно помогает голодающим, выезжает в Нижегородскую и Воронежскую губернии. Его восхищает Толстой, который организовал столовые для голодных, показывал пример, как надо служить народу в беде, наперекор официальным циркулярам, запрещавшим частную благотворительность. Чехов знал, что Толстой желает с ним познакомиться. И Чехов испытывал такое же желание. И в 1895 года в Ясной Поляне 8 и 9 августа они беседовали с глазу на глаз.
В конце мелиховского периода Чехов пережил потрясение, связанное с провалом «Чайки» в Петербурге. Но ход событий привёл Чехова к тесным связям с Московским общедоступным Художественным театром. Здесь «Чайка» через два года «взлетела» и поныне значится эмблемой на занавесе МХАТа. Случился взлёт в 1989 году, в год оставления Мелихова.
К середине 90-х годов Чехов сделался популярнейшим писателем России. Им восхищаются Л.Н. Толстой, И.Е. Репин, Вл.И. Немирович-Данченко. Стал он чрезвычайно популярен среди молодёжи. Его переводят, о нём пишут за границей. Жюль Легра, французский учёный, побывавший в Мелихове, описал свои встречи с Чеховым в книге «В русской стране» (1895). Это была первая во Франции характеристика Чехова-писателя. В чешском журнале «Цветы» (1897) появилась статья о Чехове. В том же году вышел сборник рассказов Чехова на немецком языке. Поляки, болгары считают за честь получить от Чехова согласие на перевод его произведений.
А между тем личная жизнь писателя оставалась неустроенной. К этому времени изжили себя взаимоотношения с Лидией Стахиевной Мизиновой. Молодой привлекательной девушкой в октябре 1889 года появилась она в доме Чехова на Садовой, в Кудрине, как подруга Марии Павловны. Образованная, избалованная успехами, Мизинова вызывала к себе сложные чувства Чехова: Лика влекла к себе и отталкивала от себя. Его письма к ней – целые сражения характеров. Давно родилась легенда о неразгаданной Чеховым сложной натуре, о прошедшей мимо него любви, о том, что он прозевал «прекрасную Лику». Когда Чеховы снимали дачу в Богимове (1891), Лика приехала в гости на пароходе вместе с И.И. Левитаном, которым в это время увлеклась. Чехов был наслышан и о других её увлечениях. Потом она уехала за границу с И.Г. Потапенко, человеком женатым: Чехов оставался для неё непонятным в своих думах, стремлениях. Он, несомненно, страдал, наблюдая её жизнь, ревновал, но сдержанно, не стараясь ранить её. Лишь один раз он отказался приехать к ней на помощь; это случилось за границей, когда она с ребёнком была окинута Потапенко. Видимо, это было уже выше его сил; Чехов ограничился только письмом.
Мелиховский период омрачался двумя событиями. У Чехова началось кровохарканье. Писатель попал в Остроумовскую больницу, и ему впервые было сказано о лёгочном процессе, о чахотке. Казалось бы, как врач он должен был сам поставить точный диагноз, но тяжелобольные, как правило, преуменьшают опасность своего недуга. Можно сказать, Чехов без достаточной серьёзности относился к своей болезни, которая, по всей вероятности, опасный характер начала принимать у него после Сахалина. Болезнь обострилась весной 1897 года. Врачи предписали перемену климата. Он едет лечиться в Ниццу.
Потрясла семью и смерть отца, Павла Егоровича, в 1898 году. Мелихово вдруг потеряло свой смысл. Писателю нужно было думать о спасении собственной жизни, и он начал строительство дома в Ялте. А вскоре и любовь пришла.
Московские встречи с Ольгой Леонардовной Книппер зародили истинное чувство в душу Чехова. Всё больше раскрывались перед ним человеческие качества замечательной актрисы. Она всегда занята трудом, думает над своим призванием. Всё это чрезвычайно импонировало Чехову. Их взаимоотношения изобиловали не только признаниями в чувствах, но и мыслями о деле, увлечёнными обсуждениями всего того, что связывало их как мастеров искусства. Он делился с Книппер замыслами во время работы над «Тремя сёстрами», «Вишнёвым садом». Она – впечатлениями от постановок, о ролях, которые в них исполняла. Он нашёл то, что жаждал всю жизнь найти.
Вишневский, артист Художественного театра познакомил Чехова с артисткой этого же театра Ольгой Леонардовной Книппер. Случилось это в феврале 1899 года после третьей премьеры «Чайки», на которой присутствовала Мария Павловна. Сестра в письмах советовала брату «поухаживать» за Книппер.
В свой апрельский приезд в Москву в 1899 году он неожиданно нанёс визит Книппер, потом они посетили выставку картин Левитана. Первого мая для Чехова специально была показана «Чайка». Сохранилась известная фотография: Чехов и артисты Художественного театра. Потом Книппер посетила Мелихово, и всё ей здесь понравилось: она как бы окунулась в реальный мир, из которого Чехов черпал свои вдохновения. Стали возникать планы совместных путешествий: Книппер побывала в Ялте, где строился чеховский дом; началась тёплая переписка и, увы! Неизбежная взаимная тоска.
В апреле 1900 года Книппер у Чехова в Ялте. А тут приехал в Крым и весь театр: Станиславский и Немирович-Данченко привезли свою молодую труппу в Севастополь. Театр приехал в Ялту. Тут играли пьесы Чехова, произошли весёлые встречи с артистами, с жившими тогда же в Ялте М. Горьким, И.А. Буниным, А.И. Куприным, Д.Н. Маминым-Сибиряком. Вся эта масса интереснейших людей собиралась на маленькой территории только что отстроившейся дачи Чехова, в недавно насаженном садике и на набережной неподалёку от здания театра. Радостные десять дней увенчались банкетом.
Женитьба Чехова и Книппер, состоявшаяся в мае 1901 года, была, конечно, обретением того, кого Чехов искал всю жизнь. Он уже хорошо знал, что умирает. И счастье имело оборотную сторону: оно внесло в жизнь Чехова гибельную для него остроту переживаний, оно не принесло ему семейного уюта, спокойствия, удобства. Жизнь шла в вечных терзаниях между желанием жить бок о бок с ней и нежеланием погубить карьеру большой актрисы, которой нужна была Москва, соответствующая среда и поддержка. И Ялта оказалась не совсем благоприятной для его лёгких. Отсюда метания: то кумыс в Башкирии, то опять Ницца.
Одно за другим ломались намерения Чехова отправится вместе с Ольгой на отдых, на лечение за границу. Заключение профессора Остроумова, консультировавшего больного, было безрадостным, Ялта запрещалась ему зимой. Настроение создавалось удручающее.
В мае 1904 года в Москве Чехов простудился: началось обострение плеврита, боль в ногах. Другой врач предписывает ему курорт в Южной Германии, и Чехов отправляется в Баденвейлер. Некоторое время Чехов увлекается игрой в бодрое настроение. Он уверяет в письмах родных, что здоровье его улучшается. Но даже небольшие прогулки с женой в Баденвейлере он должен был совершать в экипаже.
За четыре дня до смерти Чехова Ольга Леонардовна написала Марии Павловне всю правду. Сердце Чехова уже не выдерживало нагрузки, он ослабевал. В ночь с 1 на 2 июля 1904 года он скончался в Баденвейлере, в гостинице. Перед самой смертью попросил бокал шампанского, отказался от помощи кислородом, сам заявил приглашённому врачу, что умирает. Подробные обстоятельства смерти Чехова описаны в воспоминаниях Ольги Леонардовны, присутствовавшей при этом. В первые минуты после смерти Чехова «страшную тишину ночи нарушала только, как вихрь, ворвавшаяся огромных размеров чёрная ночная бабочка, которая мучительно билась о горящие электрические лампочки и металась по комнате…».
Чехов был погребён 9 июля в Москве на кладбище Новодевичьего монастыря. Ныне его могила окружена памятниками погребённых многих и многих деятелей Московского Художественного театра. И здесь Чехов и любимый театр оказались неразлучными. А пьесы его играют и поныне с неослабевающим успехом на сцене МХАТа и во всём мире.
ССЫЛКИ
Чехов Антон Павлович на сайте Википедии
Антон Павлович Чехов – биография
Культурно-просветительский интернет-портал «Антон Павлович Чехов»
Чехов Антон Павлович. Официальный портал
Цитаты, афоризмы и высказывания А. П. Чехова
Антон Павлович Чехов – юмор и цинизм от гения русской литературы
А. П.Чехов – сборник рассказов «Пари» слушать онлайн
Юмор и сатира в произведениях Чехова
Сочинения по произведениям А. П. Чехова
Викторина, посвященная жизни и творчеству А. П. Чехова
Самые известные экранизации произведений Чехова
Чигринов Иван Гаврилович
- Подробности
- Создано 09.10.2014 10:32
- Обновлено 08.10.2015 10:52
Чигринов Иван Гаврилович родился в д. Великий Бор Костюковичского района Могилевской области. Родители И.Чигринова работали в деревне: мать – в колхозе, отец – в сельском Совете, его председателем. Когда началась Великая Отечественная война, отец ушел на фронт. С матерью, братьями и сестрами, которых у него пятеро, И.Чигринов остался в родной деревне. С освобождением в 1943 году восточной Могилевщины пошел во второй класс Великоборской семилетки. В 1949 году перешел в Самотевичскую среднюю школу, где в 20-е годы учились многие белорусские поэты, в том числе и А. Кулешов.
Пытался писать стихи. Однако поэтом И.Чигринов не стал, хотя его стихи и печатались в Костюковичской районной газете «Сталинский призыв», многотиражке «Белорусский университет», а потом в «Могилевской правде», «Красной смене» и «Пламени».
В 1952–1957гг. учился на отделении журналистики филфака БГУ. Писал очерки, помещал их в районной, областной и республиканской печати. После окончания университета (1957) работал редактором, заведующим редакции литературы и искусства издательства «Наука и техника» АН Беларуси (1957–1962), затем литсотрудником, редактором отдела публицистики и очерка журнала «Полымя» (1962–1975). Редакторская работа много дала для дальнейшей писательской деятельности, вывела его на историческую тему.
В 1975 И.Чигринов избран членом правления, заместителем председателя правления СП Беларуси, в 1976-1986 был секретарем СП Беларуси. В 1978 входил в состав делегации Беларуси, которая участвовала в работе XXXIII сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Как пишет Иван Гаврилович в автобиографии, помещенной в 5-м томе автобиографий советских писателей (М., 1988), он «прошел и проехал много больших и малых городов; видел множество рек, таких, как Ниагара, Гудзон, Висла, Дунай, Днепр, Амур и Уссури... Стоял на берегу трех океанов. Облетел с двух раз чуть ли не весь земной шар».
С 1987 он председатель правления Белорусского фонда культуры. С 1989 главный редактор журнала «Спадчына». Избран депутатом Верховного Совета Беларуси 11-го созыва, возглавлял постоянную комиссию по национальным вопросам и межнациональным отношениям. Один из авторов Закона о языках в Республике Беларусь. Член правления СП СССР (с 1976). Член Совета СП Беларуси (с 1990). Награжден орденом «Дружбы народов», медалями.
В республиканской печати И.Чигринов дебютировал стихами (1952) и статьями (1954). В 1958 в газете «Красная смена» опубликовал повесть «Тайна одной экспедиции». В соавторстве издал научную монографию «Николай Яковлевич Никифоровский» (1960). Но настоящим началом литературного творчества писатель считает 1961, когда в «ЛіМе» был напечатан его рассказ «Через годы».
С молодости И.Чигринов – любитель пешего путешествования. Поэтому большинство его рассказов имеют дорожные сюжеты («Встреча на перроне», «По своим следам», «Живет в крайней избе вдова», «Самый счастливый человек», «В ста километрах на обед» и др.).
Наиболее значительным достижением в творчестве И.Чигринова являются его романы о последней войне «Плач перепелки», «Оправдание крови», «Свои и чужие». Работая над ними, писатель изучил большое количество архивных материалов, встречался с участниками подполья и партизанского движения. В романах обстоятельно отражена атмосфера военного времени, деревенский быт на оккупированной территории, исследуются истоки народного героизма, утверждается народный взгляд на войну.
Автор романа «Возвращение к вине» («Пламя», 1992, № 1, 12). Пишет также литературно-критические статьи (книга «Новое в жизни, новое в литературе»). Создает пьесы по романам и рассказам – «Плач перепелки» (поставлена в 1980 театром имени Янки Купалы), «Оправдание крови» (поставлена в 1984 Брестским областным драмтеатром), «Чудак с Гончарной улицы» (поставлена 1986 Театром-студией киноактера в Минске). За последние годы своей жизни написал оригинальные пьесы «Следственное дело Ващилы» (о Кричевском восстание в 18 веке), «Человек с медвежьим лицом», «Звон – не молитва» (о Рогнеде), «Только мертвые не возвращаются», «Кто виноват...», «Игроки».
По романам «Плач перепелки», «Оправдание крови», «Свои и чужие» режиссером И. Добролюбовым на киностудии «Беларусьфильм» создан многосерийный телевизионный фильм «Плач перепелки». По мотивам его романа «Плач перепелки» композитор В. Кондрусевич написал одноименную симфонию.
Произведения И. Чигринова переведены на многие языки народов мира. Писатель и сам занимался переводческой деятельностью. На белорусский язык он перевел рассказы И. Андрича, В. Белова, Е. Евтушенко, В. Лихоносова, А. Логинова, Е. Носова, А. Омрэ, В. Солоухина и др. Для театра имени Я.Купалы перевел пьесы М.Горького «На дне» и Всеволода Вишневского «Оптимистическая трагедия».
Умер Чигринов 5 января 1996 года. Похоронен в Минске, на Восточном (Московском) кладбище.
ССЫЛКИ
Чигринов Иван Гаврилович на сайте Википедии
ПомниПро. Чигринов Иван Гаврилович
Лёвшин Владимир Артурович
- Подробности
- Создано 09.10.2014 10:32
- Обновлено 08.10.2015 10:58
Любите ли вы математику? Вопрос явно не без тайного ехидства. Любите ли вы математику? Да что там любить-то? Таблицу умножения? Или непреложную истину, что «Пифагоровы штаны на все стороны равны»? Это, правда, несколько веселее, но тоже до настоящей любви явно не дотягивает…
Владимир Артурович Лёвшин не был похож на своего самого яркого литературного героя – Магистра Рассеянных Наук. Так, во всяком случае, утверждала его соавтор (она же жена) Эмилия Борисовна Александрова. И всё же любовь к математике явно роднила этих двух магистров (одного настоящего, другого вымышленного). Она была чем-то вроде фамильного носа, который сын унаследовал от отца. Что ещё унаследовал он? Любовь к животным, путешествиям и пирожным. А ещё какую-то невероятную тягу к переменам – большим и малым.
Владимир Лёвшин был сыном крупного финансиста, миллионера Артура Борисовича Манасевича, но фамилия Лёвшин – легальная, а не псевдоним. Cын крупного финансиста вполне мог рассчитывать на многое, тем более что от природы был наделён самыми разнообразными талантами. Среди этих многочисленных талантов раньше всех, пожалуй, проявился музыкальный. В доме Манасевичей музыка звучала постоянно. «Недурно играла мама, – вспоминал В. А. Лёвшин, спустя годы. – Неплохо пел папа. Частенько музицировали и приходившие к нам в гости знакомые, среди которых были настоящие профессиональные музыканты». Мировую знаменитость – Якова Хейфеца – Владимир Артурович помнил десятилетним мальчиком, игравшим в их домашних квартетах. А вот самому Владимиру уроки музыки давал Сергей Алексеевич Козловский, будущий знаменитый профессор Московской консерватории.
Самому Владимиру Артуровичу на перемены явно везло. Он был совсем мальчишкой, когда Октябрьская революция переменила жизнь целой страны, а заодно и его. Сомнительное (с точки зрения победившего пролетариата) происхождение заставило Лёвшина зарабатывать себе рабочий стаж.
Он «был продавцом. Варил мыло. Делал гребёнки. Набивал гильзы на табачной фабрике. Работал фальцовщиком в типографии». И ещё успевал учиться. Например, в школе ваяния и живописи. Ещё в студии Московского Камерного театра. А в 18 лет Владимир вдруг резко изменил направление и поступил в Химико-технологический институт имени Менделеева, который благополучно и закончил.
Диплом Менделеевского института как будто бы должен был определить всю последующую жизнь. И определил. Вскоре стал посещать физико-математические лекции в Московском университете, а заодно подрабатывать, преподавая математику на подготовительных курсах. С этого, собственно, и началась преподавательская карьера В.А.Лёвшина. Около сорока лет Владимир Артурович преподавал в московских вузах (к слову, магистр – от лат. magister – учитель), читал лекции по сопротивлению материалов, высшей математике, теории упругости. По окончании института Владимир Артурович более сорока лет работал в ведущих вузах столицы, читая лекции по сопротивлению материалов, высшей математике, теории упругости. Одно время даже руководил кафедрой математики МВТУ им. Н.Э.Баумана. Но…то ли тяга к переменам, то ли не до конца убитый художественный талант постоянно толкали его в какую-то совершенно другую сторону. Он, учёный и преподаватель, писал одноактные пьесы для артистов эстрады, смешные сценки для цирковых клоунов, остроумные стихи к карикатурам и плакатам.
А однажды (в 1953 г.) придумал детскую сказку про Кота-Хвастуна. Она прозвучала по радио. И даже была записана на пластинку. А чуть позже писатель Львовский заметил Лёвшину: «Вы математик. Вы пишите для детей. Почему бы вам не написать детям о математике?»
Совет был услышан. И в 1964 году увидела свет первая «сказка да не сказка» о числах, их загадках и странностях – «Три дня в Карликании». Она имела успех, а потому недолго оставалась в одиночестве. Вскоре к ней присоединились и другие. Например, «Путешествие по Карликании и Аль-Джебре» (1967). Карликания и Аль-Джебра – этих стран нет ни на одной географической карте. И всё же они существуют. Это древние государства со своей многовековой историей и своеобразной типографией. А попасть в них легче лёгкого. Стоит только открыть любой учебник математики. Правда, там они могут показаться слишком уж унылыми и скучными. Но это только на первый взгляд. В книге Эм. Александровой и В. Лёвшина эти страны сказочно преображаются, наполняясь сочными и разнообразными красками.
«Фрегат капитана Единицы» увидел свет в 1968 году. За ней следовал «Магистр Рассеянных Наук» (1970). Ох уж этот Магистр! Всё-то он знает, всё-то он умеет! Что задачу решить, что похищенную марку найти – для него пара пустяков! Хорошо ещё, что рядом с ним всегда его верная подруга Единичка, которая в случае необходимости (к слову сказать, достаточно частой) может прийти на помощь этому, как он сам называет себя, «великому путешественнику и непревзойдённому математику»!
Далее были «Великий треугольник, или Странствия, приключения и беседы двух филоматиков» (1974) и «В лабиринте чисел» (1977). Заблудится в лабиринте чисел очень просто. Но если вашим проводником в нём согласится стать сама многоуважаемая Арифметика, то путешествие удастся на славу. Каждая остановка, а их будет 32 (по числу букв алфавита), подарит вам незабываемые впечатления, а задачи, которые Арифметика иногда будет подкидывать своим спутникам, внесут ещё большее разнообразие в этот и без того достаточно прихотливый маршрут.
«Нулик-мореход» вышел в 1978 году. В этой книге рассказывается об упоительных морских путешествиях на волшебном фрегате «Арабелла» по бурным геометрическим морями океанам.
Многие из этих книг Владимир Артурович написал в соавторстве с Э.Б. Александровой. Эмилия Борисовна, урожденная Гезенцвей, окончила Московский государственный педагогический институт им. Ленина, член Союза писателей СССР, переводила поэзию с армянского, немецкого и румынского языков, выпустила свои книги стихов «Поздний вылет» (1990) и «Окно» (1994). Рассказывая об этой их совместной работе, Эмилия Борисовна вспоминала, «как была нуликом», как донимала Лёвшина своими бесконечными «отчего и почему», как они спорили, ссорились и кипятились. Но, в конце концов, на все свои вопросы Нулик получал простые и ясные ответы, а читатели – очередные книги.
Удивительные книги. Почему удивительные? Хотя бы потому, что, читая их, невольно попадаешь под странное обаяние самой абстрактной из всех наук.
Так любите ли вы математику? Не спешите с ответом.
«Человек, который выдумал Магистра Рассеянных наук, – писала о муже Эмилия Борисовна Александрова, – обладал завидной памятью. Он не носил бороды от уха до уха. У него не было берета с помпоном и коротких штанишек: с ними он расстался еще в детстве. Но никогда не покидала его детская способность удивляться, и жажда знаний, и тяга к неизведанному, и счастливая готовность к шутке, к доброму розыгрышу. Подобно своему герою, он тоже любил математику, и детей, и животных, и путешествия, и пирожные, и жизнь его была похожа на книгу, полную приключений и внезапностей. «Магистр Рассеянных Наук» по праву занимает среди них самое почетное место. Ибо не одной любви к математике учит нас рассеянный герой этой книги: доброте, отзывчивости, прямодушию, бескорыстной готовности в любую минуту сразиться со злом».
Повести, полные необыкновенных приключений, помогали читателям развивать наблюдательность и совершенствовать математическую логику. Книги, созданные Лёвшиным почти полвека назад, не утратили актуальности и популярности и сейчас. Многие родители знают: если их ребёнок считает, что математика скучная и непонятная наука, нужно просто дать ему прочитать одну из книг Владимира Артуровича Лёвшина.
Скончался Владимир Артурович Лёвшин 11 августа 1984 года. Эмилия Борисовна пережила супруга на десять лет, и умерла 28 июля 1994 года.
ССЫЛКИ
Лёвшин Владимир Артурович на сайте Википедии
Электронная библиотека. Лёвшин В.А.
Читать онлайн книги Лёвшина Владимира Артуровича
Лаборатория фантастики. Лёвшин В.А.
